«Есть способы и поудобнее устраивать кормушки для коней,— подумал Сердар.— Конечно же это знак, который они подают нам».
В это время от рядов неизвестного войска отделилась четверка всадников. Тихим шагом они поехали на своих породистых конях к застывшим у входа в ущелье серахсцам...
— Может, они потребуют дань? — высказал предположение хитроватый пожилой воин Сапа-Шорник.
— Дань? С нас? — простодушно изумился Санджар-Палван.
— Не знай мы все, что наш Сапа большой шутник,— улыбнулся Сердар,— кто-то, может, и попался бы на заброшенный им крючок. Такой опытный воин, как Сапа-Шорник, хорошо знает, что еще никто не лакомился нашей данью.
— Э, Сердар,— гнул свое Сапа-Шорник.— Времена меняются. Все может случиться. И я захватил с собой большой мешок. Если потребуют с нас дани, подвешу под хвост своему коню, он им сполна навалит.
Дружный взрыв хохота джигитов заставил рассмеяться и всех военачальников. Один только Ораз-хан не позволил себе даже улыбнуться, но в душе он порадовался бодрому настроению своих воинов. «В лихую пору балагуры, подобные этому Сапе, становятся полезнее десятка мудрецов»,— подумал он.
— Тёч-Гёк, прими команду над войсками,— приказал Ораз-хан молодому сердару.— А ты, Сердар-бег, ты, молла Абдурахман, и еще ты, Санджар-Палван, вы поедете вместе со мной навстречу этим...
Две четверки всадников сблизились точно посередине пространства, разделявшего оба войска, сохранив и между собой расстояние шагов в двадцать. Один из четверки чужих всадников громко поздоровался с серахсцами:
— Эссалямалейкум!
— Алейкум эссалям,— настороженно ответил Ораз-хан.
— Не хочешь узнавать меня, Ораз-хан? Кажется, нам еще не доводилось ничего делить между собой, чтобы у тебя могла зародиться на меня обида.
— Гараоглан-хан! Ты ли это? — изумленно воскликнул Ораз-хан.— Предводитель текинцев Ахала...
Человек, чья окладистая борода очень шла к его смуглому крупному лицу, улыбнулся и ответил гортанным голосом:
— Да-да, Ораз-хан, это я. Вот мы и встретились. Ну как, все ли живы и здоровы у вас? Благополучно ли в Серахсе?
— Слава аллаху! Все ли хорошо на Ахале?
— Аллах милостив.
Ораз-хан и человек, которого он называл Гараоглан-ханом, тронули коней, съехались и обменялись рукопожатиями. Сердар, не ожидавший увидеть в парламентере знакомого человека, очень обрадовался и тоже подъехал на своем длинноногом скакуне серой масти.
— Что, Гараоглан-хан, не признаете меня?
— Не из рода ли ты эфе, парень? Не сын ли Аташира?
— Верно,— засмеялся Сердар.— Я его сын.
— Сердар, кажется?
— Он самый.
— Рад тебя видеть возмужавшим. Такие пожилые люди, как мы с Оразом, слава аллаху, знакомы уже полвека. Но тебя мне довелось видеть только мальчишкой. А вот узнал... Да, мы текинцы, разделились: вы теперь обитаете в Серахсе, а мы остались на Ахале...
Подъехал еще один всадник из четверки Гараоглан-хана. Это был человек с иссиня-черной аккуратно подстриженной бородкой, высоким лбом и веселыми умными глазами, которые так и лучились теперь радостью от встречи после долгой разлуки с соплеменниками...
— Молланепес! Тебя ли вижу, наш дорогой поэт, гордость народа нашего? — искренне обрадовавшись в свою очередь, взволнованно заговорил Сердар.— А мы не знали, что думать и предпринять, так долго ты отсутствовал...
— Слишком пышно меня величаешь, Сердар-эфе,— засмеялся знаменитый поэт.— Очень рад вас снова видеть, Ораз-хан. И вас тоже, мой друг молла Абдурахман и Санджар-Палван! — горячо приветствовал Молланепес подъехавших к общей группе всадников, сопровождавших Ораз-хана.— Все ли живы и здоровы?
— Слава аллаху! — ответил за всех Ораз-хан.— А почему ты теперь с ними, Молланепес? Ведь ты наш поэт,— особо подчеркнул последние слова Ораз-хан.
— Я долго странствовал по разным землям, Ораз-хан.
С Аннаклыч-Мятаджи мы ездили в междуречье Атрек-Гургена. Поклонились там могиле великого Махтумкули. А на обратном пути задержался на Ахале. И вот теперь возвращаюсь домой в обществе Гараоглан-хана.
— Времена теперь тревожные, друзья. Одиноким путникам небезопасно в дороге. И мы поехали сюда вместе,— сказал Гараоглан-хан.— Но ты не прав, Ораз-хан, присваивая только серахсцам Мелланепеса. Он поэт всех туркмен. И даже в иных землях начинает громко звучать его имя...
— Время ли теперь толковать о каком-то одном человеке, когда ^встали друг против друга две армии,— приостановил славословия в свою честь Молланепес.
По знаку Гараоглан-хана к ним подъехали остальные два всадника. Один из них, величественно восседавший на гнедом жеребце, был представительнее всех и сразу привлекал к себе внимание выражением естественной для него властности на лице, которую теперь смягчала приветливая улыбка.
— Эссалямалейкум,— вежливо поздоровался он с акцентом, выдававшим в нем иностранца.
Одет этот всадник был в черный, блестящий, словно посеребренный чекмень, поверх которого на нем красовалась и не менее дорогая накидка из той же ткани. На широком поясе с серебряной инкрустацией висели два кинжала, украшенные бриллиантами,— казалось даже, что кинжалы эти не столько оружие, сколько украшения. На пальцах у чужеземца сверкали перстни, какие могут себе позволить носить только очень высокие особы.
— Салар? Иранский шахзаде Салар,— узнав чужестранца, изумился правитель Серахса.— Эта ночь полна неожиданностей...
— Вы этим огорчены, любезный Ораз-хан? — улыбнулся Салар.
— Не огорчен... Но в наши края не каждый день являются принцы...
— К тому же с такой внушительной свитой,— кивнул Сердар на войска в ущелье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133