..»
Справа уже поднималась пыль, нарастал топот скачущих во всю прыть коней. В рядах иранских сербазов начала зарождаться тревога...
Глава десятая ЗАРНИЦЫ — НЕ ЗОРИ...
Взошел сладострастный молодой месяц и стал подниматься к звездам. Безветренно и тихо. Гулко разносился в ночи стук копыт скакуна. Одинокая всадница, не жалея коня, мчалась по хивинской дороге ..
Где-то в степи завывали гиены. Иногда слышался писк попавшегося в когти ночного хищника какого-либо маленького зверька. Но все это были знакомые с детства звуки, и они мало занимали сознание скачущей всадницы...
Наконец ее обостренный слух стал улавливать иные звуки. Всадница насторожилась. Вскоре она узнала — тоже знакомый с детства — топот копыт многих лошадей. Это могли быть как друзья, так и враги. Но всадница задалась целью отыскать в ночи друга. Сорвав с плеча ружье, она положила его поперек седла впереди себя, выхватила из-за пояса пистолет и поскакала навстречу приближающейся со стороны Хивы группе всадников...
— Сердар! Это ты? — прокричал в ночи звонкий голос.
— Женщина! Одна в степи ночью,— послышался растерянный мужской голос.
•— Это я,— ответил голос Сердара, и группа джигитов окружила одинокую всадницу.
— Как ты здесь оказалась, Гюльсенем? — изумился Сердар, узнав подругу своей старшей жены.
— Сейчас не об этом надо говорить, Сердар. Похитили твоих детей, Айшу и Довлета. Я скакала навстречу, чтобы предупредить об этой беде. Теперь ты все знаешь,— сказала отважная всадница, засунув за пояс пистолет и закидывая ружье за спину.
— Кто похитил? Когда? Что ты говоришь, Гюльсенем?!
— Похитили их минувшим днем. А кто — это предстоит узнать уже тебе самому,— ответила Гюльсенем, разворачивая коня в обратную сторону... Когда они примчались в родное селение, Гюльсенем по-
Г вернула коня к своей юрте, устало соскочила на землю. Ее муж Велле был уже дома. Он принял от жены коня, расседлал его и принялся водить по двору, чтобы животное успокоилось после изнурительной скачки. Но всего этого Гюльсенем уже не видела и не слышала. Войдя в свою юрту, она сняла с се^я оружие, повалилась на постель и мгновенно уснула...
Когда Сердар подъехал к своей юрте, во дворе он увцд&л множество оседланных коней и спешившихся джигитов.
— Прости нас, Сердар,— сказал подошедший к нему Тёч-Гёк.— Мы обшарили все окрестности вокруг стана чабанов. Но твоих детей не нашли. Дождемся рассвета и вновь примемся ^а поиски...
— Не нужно искать,— ответил Сердар.— Надо снаряжать погоню.
— Я это предвидел, и часть джигитов мы разослали по серахским селениям. Ведь и там у многих похищены дети.
— Ты поступил верно, Тёч-Гёк. Но самому тебе придется остаться дома. Ораз-хан болен. Нельзя его бросать одного...
К дому Сердара прибывали все новые группки вооруженных джигитов. Из темноты на освещаемое огромным костром пространство вдруг вылетел пегий ком, весь в репьях. Схватив зубами хозяина за штанину, этот ком стал его куда-то тянуть.
— Сейчас не время для игры, Евбасар,— сурово сказал Сердар, узнав свою собаку.
— Похоже, что он с тобой не играет, а куда-то зовет,— вымолвил только что подъехавший Палат-Меткий.
— Тогда нам не следует медлить. Довлет — любимец Евбасара. Очевидно, пес разнюхал, куда повезли моего сына... По коням! — прокричал Сердар и вскочил на коня сам...
Пока джигиты ехали по родному селению, со всех сторон к ним прибивались группки по пять-семь всадников, а всего их набралось чуть больше сотни. Продолжал отряд расти и когда двигались по степи: со всех сторон прибывали гонцы Тёч-Гёка, приводившие за собой по три, по четыре десятка воинов из других селений. Когда они покидали пределы Серахса, за Сердаром уже двигалась конница в пятьсот — шестьсот сабель. А точное число никто бы назвать не смог, никто воинов не пересчитывал...
Впереди, перед копытами коня Сердара, вовремя от них увиливая, мчался пес Евбасар. «Куда же свернет этот поводырь: на дорогу честных людей или на тропу моего отца Ата-шира?» — подумал доверившийся целиком собаке Сердар.
Евбасар вдруг метнулся в одну сторону, заскулил, а потом резко повернул в другую. «Что с ним? — изумился Сердар. Вначале хотел нас вести по тропе Аташира, а потом поверну на дорогу, по которой ездят купцы...»
— Мудрая у тебя собака,— прокричал скакавший рядом Илат-Меткий.— Детей твоих явно увезли по разбойничьей тропе. Но пес, видно, сообразил, что с таким числом всадников мМ там просто застрянем в узких ущельях...
— Доверься, Сердар-бег, собаке,— сказал скакавший с другой стороны молла Абдурахман.— Евбасара ведет любовь к твоему сыну. А в мире нет ничего зорче любви...
— Да, этот проныра своего всегда добьется,— отозвался Сапа-Шорник.— Помню, как я ни стерег своих кур, а этот нахал все равно одну из них слопал...
У Аташира-эфе был свой путь. Только умчались из селения конники Сердара, как старый аламанщик быстро собрал всех своих головорезов и с бандой в пятьдесят сабель тоже отбыл из селения. Порыскав по крепостям и селениям в горах, Аташир-эфе не отыскал пропавших внуков, но возвратились его аламанщики не с пустыми руками, а пригнали большую толпу пленных...
Проснувшись глубокой ночью, Аннабахт услышала за стенами юрты плач и стоны и выбежала во двор.
Загоняя несчастных пленников в овчарню, Аташир-эфе им говорил:
— Если хотите свободы, то позаботьтесь о своей доле сами. Выберите среди себя кого покрепче. Я дам ему коня. Пусть тот человек скачет в Иран и сообщит там, что вас мы не обменяем ни на скот, ни на золото, а только на наших угнанных детей... Если ваши меняться не захотят, то и от нас не ждите ничего хорошего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133