— Почтенные,— наконец заговорил он.— Я пришел вам сказать, что судьба Ирана сложилась весьма круто. Шах Мухаммед погряз в распутстве и равнодушии к доле своих подданных. Вместо того чтобы заботиться о благе народа, решать вопросы пропитания голодного населения страны, он, не выходя из своего дворца, проводит время в кутежах. Выжимаемые из народа средства идут на украшение дворца, на утехи шаха и его приближенных...
«Хорошо говорит,— подумал о принце Саларе Сердар.— А вот что он станет делать, если сам станет шахом?»
— Государство ослабло,— продолжал мятежный принц.— И устои его разъедают взяточничество, угодничество, самовластие недальновидных чиновников, пренебрежение к исполнению долга всеми лицами сверху донизу... Как брат мой двоюродный думает: «Я падишах — и ладно, а вы там, внизу, живите, как знаете» — так и все иранские вельможи относятся к людям, вверенным их заботам... Шах Мухаммед уже не способен что-либо изменить. Сотворил себе райский оазис в нашем бренном мире. Даже конюшни свои украшает драгоценными камнями!.. И если гяуры не сегодня, так завтра нахлынут на Иран, они его растерзают. Я думаю, что и вы, самые почтенные люди среди своих народов, яшули и славные военачальники, не потерпите такого положения. Я вас зову за собой! Нам следует объединить свои силы, чтобы навести порядок в Иране. Вы же текинцы — львы Хорасана! Стальная крепость Ирана на севере — вы! Я все сказал, почтенные. Решайте...
Словно обессилев от произнесенной речи, принц Салар откинулся на подушки, тяжело вздохнул и взял чайник со свежим чаем.
Пока говорил иранский принц, Аташир-эфе беспокойно ерзал на своем месте. И Довлету даже показалось в какой-то момент, что дед может прервать принца. Смутное впечатление слова Салара произвели и на самого Довлета: вместо мира и покоя принц предложил его народу новую войну...
Ораз-хан счел своим долгом положить конец долгому и тягостному молчанию, наступившему после речи принца Салара, и подтолкнуть собравшихся к началу обсуждения.
— Так вот, почтенные,— сказал он.— Мы все слышали, что говорил наш дорогой гость Салар-хан. В груди у него бьется сердце льва. Лично я не отказал бы в помощи такому человеку... Пораскиньте умом, хорошенько все взвесьте и выскажите, кто что думает...
В этот момент Довлет почему-то взглянул на яшули Тангрыназар-бая, человека, который был очень похож на большую бочку. Сидел тот у самого очага, согревая больную ногу, одетую в сапог, в который можно было запихать целого барашка. Двенадцатилетний мальчик уже умел немного разбираться в людях. Он не ошибся, посмотрев сразу на этого человека,— Тангрыназар-бай заговорил на совете первым.
— Эх, м-да,— прохрипел он и откашлялся.— Из ваших слов, шахзаде, видно, что вы собираетесь напасть на шаха. Если падишах развратник, кто станет терпеть подобное?.. Да и конюшни он мог бы строить себе подешевле...
Тангрыназар-бай умолк так же внезапно, как и заговорил. Его слова у многих вызвали улыбки. «Прокатилась пустая бочка и затихла»,— подумал Довлет. Но на этот раз мальчик ошибся. Тангрыназар-бай вновь зарокотал своим хриплым голосом:
— Ахов, Ораз-хан! Ты наш предводитель. Если пришли к тебе, то непременно надо помочь, я думаю... Текинцы народ бесстрашный. Иран, принц, ты захватишь с нами с ходу! Наши кони хоть и не стоят в конюшнях из драгоценных камней, но нет им во вселенной равных!..
Последние слова Тангрыназар-бая вызвали уже громкий смех у собравшихся в юрте Ораз-хана людей. Многие хлопали себя по ляжкам, вытирали повлажневшие от смеха глаза ладонями. «А бочка эта, оказывается, не совсем пустая»,— подумал Довлет. Мальчик сообразил, что Тангрыназар-бай сумел разрушить среди собравшихся на совет людей напряжение. Теперь все перестали поглядывать друг на друга настороженно. Подметил эту перемену в настроении совета и принц Салар, он взглянул на Тангрыназар-бая как на человека, оказавшего ему услугу. Сотворив свое дело, Тангрыназар-бай жадно приналег на угощение, пожирая его в таких количествах, что у Довлета широко раскрылись от удивления глаза и на какое-то время мальчик даже перестал следить за тем, что творилось на совете...
Когда Довлет наконец отвел от него свой взгляд, говорил Заман-ага, яшули, у которого не осталось уже ни единого черного волоска в его длинной бороде.
— Спешите вы оба, Ораз-хан и Тангрыназар-бай,— сказал белобородый яшули и принялся вытирать платком жирные пальцы, словно намереваясь ими досказать дальше то, что он думал.— Помочь принцу сразу согласились... А подумали, что ваше согласие будет стоить жизни тысячам наших джигитов многим тысячам сербазов1 падишаха?..
В словах Заман-аги не было преувеличения. Все знали: туркменская конница — страшная сила. И в сражениях, в которых она участвовала, подсчеты потерь с обеих сторон очень часто оказывались один к нескольким...
— Иран...— медленно и задумчиво произнес дальше Заман-ага и на какое-то время умолк, а собравшиеся почтительно переждали его молчание — по возрасту этот яшули был старше всех, кто явился на совет.
— Прыть кучки текинцев,— вдруг заговорил он горячо и быстро,— не оттого ли она родилась, что раньше наши джигиты, напав только на окраину Ирана, благополучно тут же уносили ноги назад?.. Иран — это громадная туша. Она, быть может, и не чуяла наших мелких укусов. А если пнуть ее в самую морду, а?..
— Идти против падишаха?! —вскричал Шали-бай, щуплый жилистый человек, чьи гневные взгляды словно вонзались в каждого, кто сидел перед ним.
«Гиена!» — вдруг родилось слово в сознании Довлета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133