Мало кто из животных может сравниться с ишаками силой голоса. Ничего не скажешь, не обидели эту скотину при дележке глоток.
Люди, имевшие здоровый сон, пробудившись от истошного рева ишаков, переворачивались на другой бок и тут же засыпали снова. Те же, кто страдал бессонницей, внезапно пробудившись, поносили этих животных последними словами, долго терзались, не имея возможности догнать ускользнувшие от них сновидения...
Не принадлежавший к последним и будучи счастливее даже первых, Довлет спал спокойно и ровно дышал, не пробудившись и от какофонии ишачьего хора. Существовали только одни звуки, способные разбудить мальчика ночью, но они в этот час еще не родились...
Довлет во сне улыбался такой улыбкой, какая могла бы встревожить его мать, но Аннабахт теперь тоже крепко спала, как всегда обнимая руками во сне головки своих младших детей...
Снилась Довлету зеленая степь, щедро украшенная красными тюльпанами. Через степь тихим шагом шли две лошади, каурая Юлдуз и вороной Шайтан, а верхом на них сидят он, Довлет, и... да, прекрасная пленница Дильбер.
Ветер тихо колышет похожие на колокольчики головки алых цветов вокруг едущих всадников, и кажется, что все тюльпаны тихо позванивают:
— Диль-бер... Диль-бер... Диль-бер...
— Что, мой маленький джигит? — спрашивает зеленоглазая красавица, подумав, что это не цветы произносят ее имя, а он, Довлет.
— Ты очень-очень красивая,— отвечает мальчик на ее вопрос.
— Красота для девушки — большое несчастье,— говорит Дильбер.— Будь я уродкой, меня не похитили бы злые люди у моего отца и матери, не разлучили бы меня с сестрами...
— Но теперь-то ты свободна! — страстно стремится успокоить ее мальчик.— Свободна как ветер! Пришпорь вороного — и скачи! Скачи без оглядки к отцу и матери...
— А как же ты, мой джигит? Я не могу тебя бросить одного!
— Скачи! Моя Юлдуз не отстанет...
И они, пришпорив коней, понеслись через степь, словно обрели крылья. Копыта их лошадей стучали все громче и громче...
Когда Довлет от этого топота копыт проснулся, его дед уже откинул с себя тулуп и поспешно вооружался.
— Эхей! А ну просыпайся, бездельник,— толкнул Ата-шир-эфе Гочмурата.— Живо вставай, хватай в руки винтовку и саблю! А вы,— закричал старый воин уже проснувшимся близким,— оставайтесь все тут и не жгите огня. Авось пронесет аллах мимо вас беду...
«Так вот какой топот я слышал во сне», — подумал Довлет, незаметно выхватив из-под подушки подаренный ему отцом перед его отъездом пистолет и сунув его к себе за пазуху. Через тонкий войлок юрты уже слышался переполох, поднимавшийся в селении...
Выбежав из жилища, вооруженные Аташир-эфе и Гочму-рат метнулись на призывное ржание Шайтана и Юлдуз, вскочили оба на коней и помчались к такыру.
— Эхей! Текинцы, вооружайтесь,— кричал на скаку Аташир-эфе.
— Вооружайтесь, текинцы! — вторил ему скачущий за ним Гочмурат.
И уже к их голосам в разных концах селения стали присоединяться кличи других джигитов.
— Седлайте коней, текинцы!..
— Враг у околицы, текинцы, по коням!..
— Вооружайтесь!.. Готовьтесь к бою!..
На такыре, сдерживая резвого пританцовывающего коня, выделялся еще крепко державшийся в седле Заман-ага, из-за широкого матерчатого кушака, у которого торчали дула двух пистолетов и кинжал, на боку у почтенного яшули висела его испытанная славная сабля, а в руках поперек седла он держал винтовку.
Перед Заман-агой гарцевало на конях десятка четыре воинов, в основном тут были старики и юноши. Отдельно плотной группой держались десять джигитов во главе с Палатом-Метким. Из предрассветного сумрака поодиночке и группками являлись новые всадники...
— Куда лучше было бы,— громко говорил воинству Заман-ага,— если бы наши ханы и сердары беспокоились не только о будущем, но и о настоящем тоже... Но что бы там ни было, выбирать нам нечего, придется довольствоваться тем, что у нас есть. Эй, Санджар-Палван, отбери трех-четы-рех подростков и отправь их гонцами в самые близкие к нам селения. Авось подоспеет оттуда подмога... Аташир-эфе, что ты там жмешься в толпе? Тебя Ораз-хан оставил нам сердаром. Бери отряд Палата-Меткого, бери всех, веди нас на врагов...
Аташир-эфе тут же выехал из рядов и занял место рядом с Заман-агой.
— Палат-Меткий, забирай своих воинов и отправляйся с ними в засаду к старой мечети. Ударите, когда эти собаки разбредутся грабить жилища...
Палат-Меткий молча кивнул и сделал знак рукой своим джигитам следовать за ним. Мощный отряд испытанных воинов отделился от основной массы и растаял в сумерках.
— Текинцы! — заорал Аташир-эфе остальным, привстав в стременах.— Вам покровительствуют сам пророк и Али Шахимердан! Пусть ваши кони будут быстры, а сабли остры!
— Аллах да поможет нам,— крикнул Заман-ага.
Взвизгнули сабли, вырванные разом из ножен, и все оставшиеся такыре защитники селения вслед за Аташиром-эфе и державшимся рядом с ним Гочмуратом помчались в ту сторону, откуда приближался топот копыт неприятеля...
Столкнулись две лавы конников на околице селения.
Звон сабель, шум и гвалт, боевые кличи и вопли сраженных вмиг перекрыли вопли женщин и лай собак во внезапно разбуженном нашествием селении...
Аташир-эфе всегда отличался тем, что, как никто другой, умел передать силу движения своей лошади силе удара своей сабли, и первый встреченный им вражеский всадник распался надвое, разрубленный от шеи до того места, где у людей селезенка...
Гочмурат, понимая, что ни силой деда, ни его ловкостью он еще не обладает, перед своим противником вдруг повалился в притворном страхе на левую сторону седла и рубанул здоровенного детину в бок под правую руку с занесенной саблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133