— Не испугался ли ты своего нового противника? Смотри, младший брат Велле-Косоглазого может посчитать тебя трусом.
— Меня? Да я его уложу быстрее, чем его друга... Договорить хвастуну Сапарак не дал, он уже обхватил его
тело, и мальчишки стали бороться. У Сапарака было достаточно опыта, все уловки Човдура он встречал так, будто заранее знал, какую из них тот применит именно в этот момент. Противник Сапарака все больше сопел, злился. Довлет, внимательно следивший за схваткой друга с хвастуном Човдуром, про себя сравнивал Сапарака то с утесом, о который разбивается мутный и свирепый поток, то с тополем, который противостоит налетающим на него буйным порывам ветра...
И вдруг Човдур применил против Сапарака тот же прием, который принес ему победу над Довлетом,— метнулся внезапно назад и сразу подставил подножку. Но Сапарак, словно он заранее ожидал этого, ловко вывернулся и резко подсек опорную ногу Човдура — тот дрыгнул в воздухе обеими ногами и грохнулся на землю. Зрители тут же наградили нового победителя одобрительными возгласами, а неудачника презрительным смехом. От Сапарака Човдур уже не посмел требовать повторения схватки, уныло поднялся с земли и, даже не отряхнув с себя пыли, пошел прочь...
— Ты что такой грустный? — спросил у Довлета Сапарак, когда они вдвоем отошли от места, где уже сцепилась другая пара мальчишек, стравленная взрослыми.
— Тебе хорошо радоваться,— печально ответил другу Довлет.— Ты победил этого задаваку Човдура, а я...
— Это мы вдвоем его победили!
— Как это?
— Очень просто. Човдур сильнее и тебя и меня. Ты измотал его немного, крепко об землю грохнул, и мне уже было легче с ним сладить. Если бы я первым с ним боролся, а ты после меня, то победил бы ты... А вообще-то нам надо походить к дяде Санджару. Я уже был у него раз пять, кое-что перенял от него. А теперь он и тебя пригласил.
— Завтра же и пойдем!
— Завтра так завтра,— согласился Сапарак.— А теперь мне пора домой. Я должен помочь брату подготовиться к тою...
На том мальчики и расстались. «Надежный у меня друг,— шагая к себе, подумал о Сапараке Довлет.— Даже свою победу разделил со мной. На такое способен не каждый мальчишка...» И его поражение уже не казалось таким постыдным, как в первый миг. Конечно, чести он сегодня не заслужил. И дома о своем поединке рассказывать не станет. Но разве возможно такое утаить в их селении? Довлет понял, что досужие языки очень скоро принесут в его родную юрту весть о его поражении. Мальчик очень ясно увидел перед собой лица своих близких, по-разному воспринимающих эту весть. Мать опечалится и станет терзаться его собственными переживаниями. Младшие, Кемал и Айша, его пожалеют, но тут же и забудут про неудачу Довлета. Гочмурат, который слишком просто понимает долг старшего брата, нахмурится, ничего не скажет, но при первой же возможности расквитается с Човдуром — то ли отпустит ему затрещину, то ли даст пинка. Довлета мало радовало такое заступничество. В конце концов, он не девчонка, а будущий мужчина, и сам обязан разбираться со своими обидчиками. Будь дома отец, он бы тоже так решил и сказал что-нибудь вроде: мол, свалился, сынок, ты сам, сам сумей и подняться.
Довлет не припомнил случая, когда бы отцу не удалось развеять его огорчения. Причем делал он это походя, не бросая серьезных дел, седлая ли коня, оттачивая ли саблю... И как это ни странно, но суровость отца для него всегда оказывалась целительнее нежной сострадательности матери...
Сейчас для Довлета страшнее всего было то, как воспримет поражение внука Аташир-эфе. «Презренный горемыка»,— скорее всего скажет дед, сплюнет и отойдет прочь. «И дед конечно же будет прав,— подумал мальчик.— Мужчина обязан становиться воином». Довлет припомнил, как радовались в его семье, когда родился его братишка Кемал. Рождению Айши, девочки, так не радовались. Это понятно: прибавление в семье мужчины увеличивает ее боевую мощь. А врагов вокруг туркмен много. И потому глаза всех близких в твоей юрте с надеждой и радостью следят за тобой, если ты мальчик. И чтобы ты поскорее набрался сил, тебе отдают лучшие куски пищи, часто отказывая в них себе. А чем оправдал такую заботу сегодня он, Довлет? Мама надела на него утром новую одежду, а он с позором вывалял ее в пыли...
Мальчик не ошибся: когда он вечером переступил порог своей юрты, там уже знали о его поражении.
— Бедненький,— пролепетала сестра Айша и сразу кинулась отряхивать ладошками чекмень Довлета.
— Дай сюда,— отобрала у нее чекмень сына Аннабахт и, выбежав за порог, тщательно вытряхнула.— Не следует в дом вносить одежду с неудачей,— сказала она, возвратившись в юрту.— Пускай твои огорчения унесет ветер, сынок.
— Откуда он выискался, этот проклятый Човдур,— вступила в разговор бывшая в юрте соперница матери, вторая жена Сердара.— Чтоб он провалился, бесстыжий...
— Тихо вы, бабы,— прикрикнул на женщин Аташир-эфе и положил тяжелую руку на плечо внука.— Выйдет из тебя настоящий джигит,— сказал он.— Молодец. Осмелился сцепиться с крепышом Човдуром. Только теперь, Довлет, борись с ним при каждом случае, пока его не осилишь...
Дед заворковал свой излюбленный мотивчик и, довольный поведением внука, ушел в свою юрту. Только один Гочмурат все воспринял точно так, как предвидел Довлет.
— Увижу этого Човдура, всыплю ему,— заявил старший брат.
— Не надо,— сказал Довлет.— Это мое дело.
— Правильно, сынок,— одобрила Аннабахт.— Со сверстниками лучше разбираться самому. Когда-нибудь вы станете взрослыми джигитами. И может быть, вам рядом придется идти в сражения. Не дает покоя аллах туркменам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133