— Не обожжешь себе там чего-нибудь?
— Не, не обожгу,— неожиданно весело ответил Шамурат, решивший похвастать своей лихостью.— Мослы падают аж до щиколоток, а там мои шаровары крепко подвязаны...
Увидев перед собой Довлета, Санджар-Палван сразу протянул ему две большие мясистые кости.
— Эти нахалы уже нахватали себе много, а ты подошел ко мне в первый раз, Довлет-джан.
Но утвердить справедливость среди этого столпотворения было не так-то просто: как только Санджар-Палван протянул вкусные кости в сторону Довлета, к ним сразу потянулось больше десятка рук. Не растерявшись, Довлет привстал на цыпочки, и его рука вдруг оказалась выше всех.
«Странно,— подумал Довлет, унося зажатую крепко в руке добычу.— И Гулака, и Шамурат, да и многие другие ребята раньше были вроде бы и сильнее и выше меня...»
Как только он уселся и принялся объедать мясо с лакомых бараньих мослов, тут же увидел, что его дед, хитровато улыбаясь, протягивает ему еще более аппетитную кость. «Вон чего он хотел,— догадался мальчик.— Там, в юрте Ораз-хана, других детей не было. Потому дед считал своим долгом накормить меня. А здесь он хотел, чтобы я сперва сумел раздобыть для себя еду сам...»
— Сапарак,— обратился Довлет к сидевшему рядом другу.— Ты ведь раздобыл целых три мясистые кости. Почему не предложил мне ни одной?
— Я не меньше твоего деда желаю, чтобы ты не был рохлей,— ответил Сапарак, переставая жевать и протягивая Довлету две еще не тронутые его зубами косточки.— Теперь, если хочешь, возьми у меня, что осталось.
— Чтобы я был жадным, как Шамурат, ты этого желаешь? — указал Довлет на пристроившегося под одним из тутовых деревьев мальчишку, извлекавшего теперь из своих штанин нахватанные мослы.
Сапарак взглянул на Шамурата и брезгливо скривился.
— Нет, подобного я тебе не желаю. Но ловким и бесстрашным туркмену быть просто необходимо. Слишком много врагов зарятся на нашу землю...
«Ораз-хан или его преемник, они окажутся очень недалекими правителями, если не призовут Сапарака в число своих ближайших советников, когда он вырастет,— подумал о своем друге Довлет.— А кем, когда вырасту, буду я?» — впервые задумался мальчик и не смог найти ясного ответа. Душа его жаждала очень многого: хотелось Довлету научиться слагать стихи и играть на дутаре, как знаменитый поэт Молланепес, хотел бы он быть образованным, как Молланепес и ушедший на войну учитель молла Абдурахман, желал он быть могучим и бесстрашным воином, какими были его дед и отец и каким уже показал себя старший брат. Но надо всеми этими желаниями в сердце мальчика уже преобладала жажда счастья не для себя, а для всего своего народа. Но пути к этому счастью пока не знали ни он, Довлет, ни все те взрослые люди, на которых он хотел быть похожим...
Довлет вынужден был прервать свои размышления, начинала завязываться беседа среди гостей, а мальчик всегда внимательно вслушивался в то, что говорили вокруг него взрослые.
— Эх, люди добрые,— заговорил Санджар-Палван.— Хотя и земли у каждого из нас мало, но все равно как бы не упустить нам время посева яровых...
— М-да, это верно,— поддержал его Заман-ага.— Мало ли земли, много ли, все равно лучше ее засеять. Без посевов нам не обойтись.
— Сеять-то куда как хорошо, но у нас уже и озимые начинают вянуть,— сказал Гарагоч-Бурдюк.
— А поговаривают люди, что река Амударья некогда текла в сторону Бахры-Хазара и щедро орошала земли туркмен, а некий падишах перекрыл ее старое русло,— вступил в разговор мастер Ягмур.
— Чтоб тот падишах в аду вечно испытывал такую жажду, как наши поля! — отозвался Палат-Меткий.
— Еще я слышал,— продолжал кузнец,— что туркмены будто бы посылали своего человека к царю какого-то государства...
— Было такое, но очень давно,— ответил Заман-ага.— Когда мы жили еще в Мангышлаке и Балхане, то мальчишками от стариков слышали, что один энергичный человек, Ходжанепес его звали, съездил к падишаху урусов. Представ перед этим могущественным царем, Ходжанепес попросил его повернуть Амударью в старое русло.
Внезапно Довлет испытал чувство большой радости, он увидел подходящего к ним поэта Молланепеса — значит, уже начал поправляться от своей раны их новый учитель.
— Стало быть, падишах урусов отказался укрощать нашу Амударью? — сказал Гарагоч-Бурдюк, когда Молланепес уже обменялся со всеми приветствиями и уселся на предложенное ему почетное место за дастарханом.
— Нет, он не отказался,— ответил Заман-ага.— Но вот явился к нам ученый человек. Я сам об этом деле знаю понаслышке, а он из мудрых книг и бесед с людьми образованными. Одно могу сказать еще я сам. Это дело закончилось позором для нас, мусульман, была осквернена тогда святость закона гостеприимства...
Сидевшие за дастарханом мужчины выразили разными возгласами свое возмущение.
— Поведай нам, наш дорогой Молланепес, о посольстве Ходжанепеса к царю урусов,— обратился Заман-ага к поэту.
— Это была посты ная и кровавая история, люди добрые,— начал Молланепес.— Падишах урусов не отказал тогда нашему послу Ходжанепесу. Но чтобы исполнить такое великое дело, необходимо было сперва все хорошенько разведать на месте. Выехал к нам из далекой России один из крупных предводителей царя урусов с большим числом ученых людей и мастеров...
И здесь, как и в юрте поэта, у Довлета в мыслях ожило случившееся задолго до его рождения...
Двигался через раскаленную солнцем степь большой караван, тянувший за собой шлейф пыли. На многочисленных верблюдах везли поклажу, а верхом на лошадях ехали изнывающие от жары и непривычные к такому климату люди, спешившие на помощь к туркменам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133