— Пошире шагайте,— прикрикнул на них от костра Палат-Меткий.
— Как думаешь, зачем он отливает пули? — тихо спросил Довлет у Сапарака.
— Как зачем? Узнал, что твой дед собирается в набег. Он остается один в селении из сердаров. Конечно, пули ему могут пригодиться...
Довлет лишний раз подивился, как быстро постигает его друг законы жизни. Еще он пожалел, что так плохо мог подумать об учителе, которого всегда уважал. О деде Довлет ничего не подумал, давно знал: Аташира-эфе не смогут отворотить от принятого решения ни мнения других людей, ни проповеди священнослужителей, ни ханская власть. Последнюю Аташир-эфе и терпел только потому, что Ораз-хан еще ни разу не ставил своей воли поперек его. Хотя Аташир-эфе был стар, а Ораз-хан не раз показывал себя в сражениях могучим воином, сойдись они оба в поединке на саблях или на кинжалах, еще неизвестно, кто бы победил. Равным себе в селении Аташир-эфе признавал только двух человек, и оба они ныне были учителями Довлета, Санджар-Палван и Палат-Меткий. Но и им, этим достойным людям, еще ни разу не удавалось хотя бы в чем-то переубедить старика...
Когда Довлет и Сапарак уже разбили свои мишени, начали приходить другие ученики Палата-Меткого. И у этих мальчишек была только отжившая свой век глиняная посуда, принесенная ими для мишеней.
— Завтра я принесу рваную шапку,— сказал другу Сапарак.
— Я тоже принесу что-либо, что не разбивается. Не хочется, чтобы учитель считал нас хитрецами,— согласился Довлет...
— Човдур,— обратился учитель к мальчишке, с которым несколько дней назад боролся Довлет,— ты уже стал довольно метким. Я видел, как ты вчера убивал камнями лягушек на озере. Жестокость, проявляемая к животным, легко превращается в жестокость к людям. Я не для этого хочу из вас сделать отменных стрелков. Санджар-Палван тебя прогнал. Я этого не сделаю, Човдур. Плохо жить на свете тому, кого все прогоняют. Мне тебя жалко, Човдур. Но и ты вспоминай почаще, что в мире есть доброта и жалость...
— Спасибо, дядя Палат,— со слезами на глазах прошептал пристыженный мальчишка.— Отец и старшие братья твердят, что надо быть сильным, надо бить первым, жалость — удел дряхлых женщин...
— Ты видишь во мне дряхлую женщину, Човдур?
— Что вы! Как можно! Вы — первый среди настоящих джигитов, учитель!..
— А я знаю жалость, Човдур. Жалею народ свой, который не знает достатка и часто захлебывается в кровавой резне... Я пожалел тебя... Мне жалко и тех лягушек, которых ты убил вчера. Они ведь живые, Човдур, и чувствуют боль, как и мы...
— Но что же будет, учитель, если мы ко всем будем чувствовать жалость? — изумленно воскликнул парень, которого звали Мейлисом.
— А сам ты как думаешь?
— Мы станем слабее всех... Нас уничтожат враги... А кого не убьют, того продадут на базаре в рабство...
— Вот ты и ответил на свой же вопрос, мой мальчик,— усмехнулся учитель.— Жалость — первое отличие человека от зверя. Зверь ее не знает. Жалость — благородное чувство. Но заслуживают ее не все. Недостоин ее нападающий на тебя враг. Для того я и учу вас меткой стрельбе... Не заслуживает жалости и человек, презирающий обычаи предков...
«Байсахат,— промелькнуло в уме Довлета.— Значит, я поступил верно, когда взял топор в руки. Такой человек, как Палат-Меткий, дурного не скажет...»
— Ты понял меня теперь, Мейлис-джан? — спросил учитель.
— Понял. Я и до этого думал, как вы, учитель. Но мы между собой часто спорили. А слов таких, как у вас, я найти не умею. Спросил, чтобы вы им ответили, а не мне...
— Это он для меня старался, учитель,— весело подхватил друг Мейлиса Атав.— Я с ним спорил. Ему бы я не поверил. А теперь считаю, как вы и он. Больше спорить не стану.
— Напрасно, мой мальчик. Аллах дал речь человеку, чтобы он мог откровенно обмениваться мыслями со своими друзьями, мог держать честный ответ перед своим народом, а если ума хватит, сумел бы повести народ за собой...
Благородные слова учителя глубоко западали в душу Довлета, потому что смысл их мальчик уже начал постигать своим сердцем задолго до того, как словами их выразил Палат-Меткий...
А дома его дед со старшим братом отливали пули. Аташир-эфе и за работой иногда, выпрямившись, устремлял свой взор вдаль, словно выбирал ту сторону, в какую он скоро уведет за собой алчных джигитов в кровавый набег...
На другой день Аташир-эфе снял со стены длинноствольную винтовку-двуножку, старательно вычистил ее, зарядил, опоясался широким поясом с прикрепленной к нему старинной и надежной саблей из дамасской стали, заткнул за пояс кинжал и, не обращая внимания на ворчания Аннабахт, забросив на плечо хурджин с тремя лепешками, ушел из дома...
Через два дня дед Довлета возвратился верхом на рослом черном жеребце, ведя на поводу каурую кобылу с почти синими глазами. Было видно, что лошади давно знакомы меж собой.
Как только Аташир-эфе их привязал у коновязи, они, забыв о людях, занялись друг другом. Черный жеребец нежно ущипнул несколько раз губами шею подруги, а каурая кобыла вначале прижалась к нему боком, а потом вдруг положила голову на холку.
— Где взял? — испуганно спросила Аннабахт у свекра.
— Где взял? Где взял? Купил...
— Вот с этой сбруей, в серебряной чеканке?
— С нею, с нею... Уймись, женщина. Сготовь мне лучше чай... Что, у меня разве и друзей нет? Не дадут мне денег на время? — ворчал дед Довлета, упрямо отворачивая от снохи глаза.
Но в глазах его Довлет не увидел ни стыда, ни даже смущения от того, что говорил Аташир-эфе неправду, просто дед не желал долгих свар с женщиной, которую по-своему ценил. Вглядевшись попристальнее в лицо деда, хлопотавшего вокруг приведенных лошадей, мальчик вскоре стал различать на нем спокойную и умиротворенную радость, будто бы он, подобно хлебным злакам, взрастил этих лошадей на собственном поле, а ныне снял урожай и в целости да сохранности доставил в свой дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133