— Мы расстаемся. Ты опять свободен. Ты можешь искать себе иного счастья. Я завтра утром пойду к пастору и признаюсь ему во всем. Можешь быть уверен — он тебя скоро освободит от меня...
Но несчастный, казалось, не понимал того, что ему говорили о разлуке. Мысли его были поглощены нагрянувшей бедой, а ее последствий он еще в силах был себе представить.
— Говори, Лена! — произнес он почти умоляюще.— Скажи мне, за какую провинность ты меня так наказала! Признайся, за что ты погубила мое счастье...
Эта тихая, скорбная жалоба потрясла молодую женщину больше, чем самый грубый окрик. Лепа схватила руку мужа, прижала ее к своим губам и стала целовать, обливая слезами, только сейчас брызнувшими у нее из глаз.
— Ты ни в чем не виноват, Мати, я не знаю человека лучше тебя,— прошептала она.— Виновата одна я: я увлекла тебя навстречу гибели, потому что любила тебя и не в силах была скрыть свою любовь... Но поверь, Мати, главная вина лежит не на мне, а на другом человеке, я только его жертва, так же, как ты — моя жертва... Погоди минутку, Мати, дай мне собраться с мыслями, и я все тебе расскажу...
. Она несколько минут плакала, склонившись и закрыв
248
лицо руками, потом начала свой печальный рассказ: голос ее часто прерывали рыдания, подымавшиеся из самой глубины груди.
— Ты помнишь, Мати, барон Ризенталь обещал отпустить меня из поместья при том условии, что я поступлю на службу к его сестре, баронессе фон Рекениц. Как ты знаешь, я к ней и поступила. Свидетельство, которое давало бы мне право жить вне пределов волости, я должна была получить позже... Не прожила я у барона Рекепица и двух недель, как мои господа уехали за границу; это было запоздалое свадебное путешествие — барона после свадьбы неожиданно задержали в Таллине служебные дела... Баронесса взяла с собой камеристку и горничную, а я со стариком лакеем осталась дома.
Через несколько дней после отъезда господ прибыл из своего поместья барон Ризенталь. Он уже как-то раз гостил у нас несколько дней, когда сестра его и зять были дома. Он объяснил мне и лакею, что должен вести в городе какие-то дела и хочет прожить это время в доме зятя, так как родители, у которых он обычно останавливался, уехали вместе со слугами в имение. Кучера с лошадьми он отправил домой...
Лена заметила, что, как только Матиас услышал имя Ризепталя, глаза его широко раскрылись и ноздри задрожали.
— С первой же минуты на душе у меня стало тревожно,— продолжала Лена.— В глазах этого человека я замечала что-то такое, что заставляло меня дрожать от страха еще тогда в деревне, когда мы с ним сталкивались на его мызе. Но теперь он был со мной очень сдержан, очень вежлив, говорил, что обручен, через несколько недель женится, и показывал мне свое обручальное кольцо. Так продолжалось несколько дней, и я уже совсем было успокоилась. Он мало бывал дома, только пил кофе по утрам, почыо возвращался поздно, часто навеселе.
Однажды утром он повел речь о моем освобождении из волости. Я поблагодарила его за доброту. Но он ответил смеясь:
— Ты, милочка, не благодари меня раньше времепи; быть может, я еще передумаю и не выдам тебе этого свидетельства. Дело в том, что мне ужасно жалко отпускать из волости такую хорошенькую и проворную девушку...
— Но ведь господин барон твердо обещал дать мне эту бумагу,— испуганно ответила я.
— Ну да, человек может, разжалобившись, наобещать много кое-чего, а потом и сам жалеет,— сказал он, продолжая улыбаться.
Я не знала, что и думать. Подтрунивал ли он надо мной, хотел просто из озорства напугать меня, или же за его насмешкой действительно скрывался дурной замысел? Я решила храбриться и приняла его слова как шутку.
— Я верю, что господину барону и всей волости жалко отпускать самую проворную девушку,— ответила я в таком же шутливом тоне,— но теперь уже делать нечего, господин барон поручился своим честным словом мужчины, а какой же барон от своего слова отступится!
— Честным словом мужчины, гм...— усмехнулся он.— Да разве мужчина обязан держать слово, данное женщине? Честное слово мужчины только мужчине и дают.
— разве господь губернатор не мужчина?
— Господин губернатор? Господину губернатору я никакого слова не давал.
— Как так, господин барон? Ведь вы обещали губернатору отпустить меня с мызы, это же известно!
— Пустая болтовня! Тот, кто это говорит, попросту врет. Губернатор, правда, когда-то просил меня об этом, потому что его самого попросили,— у тебя, Лена, нашлись в городе чертовски усердные друзья,— но я не давал губернатору никакого обязательства, обещал только подумать об этом деле. Я и до сих пор его обдумываю. А к какому решению прийти — это я еще посмотрю...
Точно жгучие капли свинца, упали эти слова в мою душу. Я не выдержала и крикнула:
— Но ведь губернатор может через суд потребовать, чтобы господин барон выдал мне свидетельство!
— Ах, ты так думаешь? — ответил он и громко расхохотался.— Не существует такого закона, который разрешал бы суду отнимать у помещика его крестьян, и никакой губернатор не имеет права этого требовать. В таком случае губернатор и суд могли бы отобрать у меня поместье, или любой из моих хуторов, или карету с лошадьми! Не настолько же ты наивна, чтобы этому верить!.. Единственный человек, который может тебе разрешить остаться в городе,— это я, и единственный человек, который имеет право отослать тебя обратно в волость,— это тоже я. И знаешь, Лепа, мне очень хочется забрать тебя в деревню, чтобы ты опять служила в имении.
— Но я ведь служу у сестры господина барона, и госпожа мной довольна; она, наверно, не захочет меня отпустить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111