Среди подмастерьев — их у Виттельбаха было восемь человек — были и грубые и злые люди; от них Майту иногда доставались даже побои. Много приходилось ему терпеть и от супруги господина мастера.
Эта женщина считала всех служащих: своего мужа существами низшего разряда, особенно Майта, которому она не могла простить его крестьянского происхождения.
С самого утра до позднего вечера мадам была на ногах; она бегала из комнаты в комнату, вверх и вниз по лестнице, всюду совала свой нос и беспрестанно бранилась, как будто ради собственного удовольствия. Там Майт что-то не так сделал, здесь он чего-то не доделал; то Майт слишком долго пропадал в городе, то он осмелился перечить хозяйке. И так без конца. Но от ее сварливого нрава и хозяйской строгости страдал не только один Майт, а все шестеро учеников, да и остальные домочадцы, причем сам мастер — не меньше других.
Это был добродушный, веселый человек. Он старался всегда и со всеми обходиться по-хорошему и охотно закрывал глаза на всякие мелкие погрешности. Нельзя сказать, чтобы он совсем был под башмаком у своей нежной половины, но уже из одной любви к спокойствию он частенько уступал ей, даже в тех случаях, когда мадам бывала явно не права. По вечерам, как только кончалась работа в мастерской, господии Виттельбах ужинал и шел в гильдию св. Капута или в другой кабачок, где, сидя за круглым столом в обществе таких же горожан-ремесленников, вкушал мир за кружкой пива, как он сам имел обыкновение говорить. Он так привык уходить по вечерам, что просто чувствовал себя больным, когда почему-либо вынужден бывал оставаться дома. Сидя за круглым столом, господа попыхивали длинными трубками, набитыми желтым кнастером, отхлебывали понемножку пива, вели привычную беседу, а главное — отпускали простоватые, наивные шуточки, вызывавшие продолжительный гомерический хохот. С умеренным азартом они частенько играли в кости, в домино или в карты на спички, которые потом при помощи денег превращались в пиво, шн^рс и закуски. Мастер Виттельбах, как и многие другие люди его круга, умел соблюдать меру. Он мог весело провести вечер за одной кружкой пива; о некоторых его приятелях рассказывали даже, будто они, уходя домой, закрывали пробкой начатую бутылку и отдавали ее на сохранение кельнеру до следующего вечера.
Мастер Виттельбах, как и его жена, происходил из немецкой семьи, переселившейся и Прибалтику три поколения тому назад. Условия жизни в этой стране, где коренное население состояло исключительно из крестьян — рабов, угнетаемых помещиками, научили мастера Виттель-баха, как и всех других немецких бюргеров, особенно гордиться своей национальностью и сословием и презирать или, по крайней мере, ни в грош не ставить тех, кто звался эстонцами, то есть крестьянами, и кто говорил на эстонском языке. Разумеется, те ремесленники из эстонцев, которые по какой-либо счастливой случайности приобщились к новой профессии и к иному сословию, старались поскорее отречься от своей национальности и даже от своего имени, чтобы не подвергаться презрению и унижениям со стороны горожан немцев; благодаря этому число немцев в наших городах продолжало расти, хотя переселение из Германии давно уже почти прекратилось. Л если новоявленный «иностранец» не именовался немцем, то уж, во всяком случае, оказывался шведом или датчанином. Каждый в их среде отлично знал и о себе самом и о других, кто они такие и откуда родом; настоящие немцы угадывали это по их ломаному немецкому языку и неправильному произношению. Но общая выгода заставляла «иностранцев» помалкивать о своем происхождении и приписывать себе вымышленную национальность. Кроме того, в обществе было распространено мнение, что человек, говорящий по-немецки и получивший кое-какое образование, не может уже быть эстонцем, ибо эстонец — это значит крестьянин, а крестьянин немецкого языка не знает п ничему не обучен.
С самим мастером ученик Матиас Лутц ладил отлично. Виттельбах ценил его трудолюбие и интерес к учебе, а в последующие годы—-и его способности; во венком случае, мастер отдавал должное этим качествам Матиаса, не го что старший подмастерье, немец Оскар Браидт, заведовавший мастерской и замещавший мастера. Этот заносчивый, вздорный и лицемерный человек отравлял жизнь всем ученикам, особенно Майту, которого называл «ленивым мужицким отродьем». Господин этот, казалось, завидовал каждому, на кого мастеру случалось взглянуть чуть приветливее; он считал себя душой и столпом предприятия и поэтому полагал, что право на похвалу и доверие мастера принадлежит только ему одному, Оскару Брандту. Среди подмастерьев у него друзей было мало, а ученики считали его своим кровным врагом. Он, однако, обладал особой способностью привлекать заказчиков, обходиться с ними с изысканной любезностью и заключать сделки; за это мастер его и ценил, хотя к нему лично питал, может быть, даже неприязнь.
Нелегкую жизнь Майта в годы его ученичества скрашивало также и то, что хозяйские дочки были с ним ласковы. Обе молодые девушки — одной было восемнадцать лет, другой на год больше — нашли, что в юном папашином ученике есть что-то новое и своеобразное, а в глазах женщины это всегда является для мужчины хорошей рекомендацией. Когда Майт в то памятное утро предстал перед ними в крестьянской одежде и постолах, длинноволосый и загорелый, девушки лишь смутно почувствовали в нем это новое и своеобразное. Теперь же, когда он и внешне стал изящным, когда он по воскресеньям начал появляться в своем лучшем платье, подстриженный и причесанный, и лицо его сделалось таким белым и нежным,— теперь барышни единодушно решили, что этот Матиас — не просто смазливый паренек, а человек недюжинный, что в нем кроются какие-то исключительные душевные качества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111