Наступил знаменательный день.
Мати надел ставший ему уже немного узким черный костюм, в котором ходил на конфирмацию, белоснежную манишку, подаренную барышней Бертой, смазал маслом свои светлые волосы и обулся в башмаки, начищенные до такого блеска, что хоть глядись в них, как в зеркало. Был у него и сверкающий цилиндр — гордость тогдашних подмастерьев и знак их цехового достоинства; этот причудливый головной убор, который подмастерья называли «трубой», Мати сегодня надел в первый раз.
Когда он в таком виде явился к мамзель Берте,— она просила его зайти к ней перед уходом,— девушка залилась румянцем: такой привлекательный, изящный молодой человек предстал перед нею! Кто бы мог предположить, что крестьянский парень в коротких штанах и постолах, который здесь же, в этой комнате, так горячо умолял взять его в ученики, через шесть лет превратится в настоящего барина! Его сейчас можно было принять за какого-нибудь молодого барона...
Мамзель Берта настолько оторопела, что ей и в голову не пришло похвалить Мати или подтрунить над ним, как обычно. Она еще больше покраснела, когда юноша стал благодарить ее и за манишку, и за все, что барышня сделала для него в годы его ученичества. А когда Мати уходил, девушка проводила его совсем особенным взглядом. В ее глазах что-то искрилось и сияло.
Старшей дочери мастера Мати не мог принести свою благодарность и показаться ей во всем своем блеске — ее уже не было в родительском доме: около двух лет назад она вышла замуж за молодого бондарного мастера, получившего в наследство от отца большую мастерскую.
Затем молодой человек степенным шагом, исполненный сознания собственного достоинства, проследовал в гильдию св. Канута, где вскоре должна была состояться торжественная церемония.
Впервые в жизни осмеливался Мати переступить порог этого дома. Ведь это было священное место, где собирались только мастера, учеников сюда вообще не пускали, а подмастерья проводили досуг в большинстве случаев в своих «клубах». Сословные и цеховые перегородки были в то время — больше трех четвертей века тому назад 1 — непроницаемыми и непреодолимыми.
Мати пришлось ждать, пока ему велят предстать перед «цехом» столярных мастеров. Вместе с ним дожидались перевода в подмастерья еще пять учеников, но они принадлежали к другим профессиям ремесленников.
Вино и закуски, которыми он хотел угостить членов цеха после церемонии, были уже заказаны. Денег ему дал мастер. Те двадцать пять рублей, что Мати уплатил ему как ученик, Виттельбах сегодня утром возвратил ему с солидными процентами.
Наконец Матиаса Лутца вызвали в залу заседаний. В небольшой комнате с высоким потолком, со стен которой торжественно глядели написанные масляными красками портреты прежних старшин гильдии, стоял длинный стол, покрытый зеленым сукном. Вокруг пего в креслах с высокими спинками восседало довольно много господ — постарше и помоложе, толстые и тощие, с густыми шевелюрами и с блестящими лысинами. Эти господа, достопочтенные члены столярного цеха, должны были сегодня вынести Мати свой приговор и решить его судьбу.
На председательском месте сидел престарелый старшина цеха, или альтерман, Лудвиг Бендер, а рядом с ним, слева и справа, его первый и второй заместители — мастер Георг Виттельбах и мастер Арнольд Шуббе. Среди других сидящих за столом мастеров, рядовых членов цеха, Мати увидел и тех троих, что не хотели его взять к себе в ученики шесть лет тому назад. Принимали также участие в
1 В двадцатые — тридцатые годы Э. Вильде, готовя собрание сочинений, редактировал свои произведения; эти строки, по-видимому, написаны в этот период.
заседании два казначея союза подмастерьев и два старших подмастерья.
Посреди стола перед старшиной стоял цеховой ларец — красивая деревянная шкатулка, украшенная резьбой и снабженная тремя замками, в которой держали цеховые деньги, книги и документы. На краю стола Майт увидел свою пробную работу — покрытый художественным орнаментом резной ларец; мастера разглядывали его испытующим оком.
Когда Мати вошел в комнату, крышка цехового ларя была закрыта; мастера покуривали и, смеясь, беседовали между собой. Но как только ученик, войдя, закрыл за собой дверь и смиренно остановился посреди комнаты, аль-термап поднял крышку ларя. Это означало, что заседание началось. Сигары тотчас же были потушены, разговоры и смех прекратились, и все присутствующие с серьезными, почти торжественными лицами уселись вокруг стола. Открытая крышка ларя здесь требовала в себе такого же почтения, как судейский орел 1 на заседании суда. Старшина цеха Бендер, маленький господин с реденькими седыми волосами и гладко выбритыми щеками, обратил к Матиасу Лутцу огромные блестящие стекла своих очков.
— О чем ты просишь? — спросил он сурово и высокомерно, точно судья.
Ответ Матиаса был таков:
-— Я прошу достославный столярный цех исключить меня из числа учеников и записать в вольные подмастерья.
— Известен ли тебе наш цеховой устав?
Матиас прочел устав наизусть. Он его выучил заранее так же, как и вступительную фразу. В то же время он должен был напряженно следить за тем, чтобы в его позе, движениях, взгляде, во всем его поведении не было ника ких погрешностей против обычаев благопристойности, считавшихся чуть ли не священными. Иначе ему грозили строгие замечания и даже длинные нотации. Прежде всего он вынужден был тщательно взвешивать свои ответы. Им надлежало быть краткими, ясными, почтительными. Никаких возражений, даже в ответ на необоснованное порицание, не допускалось.
Сначала мастер Виттельбах торжественно объявил, что он сегодня освобождает от ученичества Матиаса Лутца, пробывшего у него в учениках установленный договором
1 На столе суда устанавливалось изображение двуглавого орла — эмблема царской власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111