Пять дней они его ждали и искали безуспешно.
Но увидев, что сын жив и здоров, что он смотрит на них смело, с веселой и даже чуть насмешливой улыбкой, мать рассвирепела.
— А-а! Вот он, бродяга! — завопила она своим резким голосом.— Видели вы такого беса! Бросает работу и шляется бог знает где!.. Як, давай сюда палку! Погоди, погоди, если с тебя еще шкуру не сняли, так снимут теперь!.. Як, ты чего еще глаза вылупил, ртом чавкаешь!
Як не двинулся с места, его неповоротливое тело даже не шевельнулось: то ли он был еще настолько поражен возвращением беглеца, то ли задача, которую на него возлагали, не пришлась ему по душе.
— Юку, Анни, несите со двора прутьев покрепче! — крикнула мать.
Но и дети ее не послушались. Они во все глаза смотрели из угла на старшего брата, потом робко к нему подошли и сейчас с тихой радостью держались за его руки... Майт вынул что-то из-за пазухи и протянул детям... по большой французской булке.
Это еще больше обозлило мать. Ей показалось, будто над ней издеваются. Пыхтя от злости, она сама побежала за палкой.
— Будешь ты пороть мальчишку или нет? — вернувшись, набросилась она на Яка.
— Стану я взрослого парня бить! — пробормотал Як.—* Он и так на мызе да в волости свое получит.
— А дома, значит, пусть так без порки и остается? Хорошо ты детей растишь, нечего сказать!.. Подожди, подожди, вот я сама тебе...
Но не успела еще мать поднять руку, как Майт спокойно отнял у нее палку и сказал:
— Оставь, мать! Я уже не ваш... Погляди-ка на это письмо! — И Майт вытащил большой белый конверт, на котором алела при свете лучины печать величиною с полную луну.
— Я теперь вольный человек,— прибавил он торжественно,— никто не имеет права меня и пальцем тронуть— ни на мызе, ни в волостном суде...
Но хитрый мальчуган сумел унять бушующие волны еще и другим способом. Предвидя, что его ждет дома, он по дороге вынул из своей тряпицы и положил в карман две рублевые монеты; сейчас он сунул одну из них в руку матери, другую — отцу.
Действие было благоприятное. Лийзу стала разгляды-мать монету у себя на ладони, гнев ее заметно остыл; она поворчала еще немного и наконец начала довольно миролюбиво расспрашивать, что все это означает, откуда Майт взял «казенное письмо» и деньги и что в этом письме написано.
Однако новой бури тут было не миновать. Она и разразилась, как только Майт рассказал о своем рискованном путешествии и отец с матерью узнали, что старший сын собирается их покинуть. Тут уж и Як начал ворчать. А Лийзу стала сыпать бранью и проклятиями.
— Завтра же ступай к барину, Як, и скажи, чтобы парня не пускали в город! Ты ведь ему отец, твоя и воля — мало ли чего он сам хочет! Скажи барину, что мальчишку нельзя отпускать, скорее ты его, пса паршивого, в солдаты отдашь.
Майт терпеливо переждал, пока и этот ураган пронесется над ним. У пего еще были в кармане деньги па случай, если никакое другое средство не поможет. Чтобы задобрить родителей и вознаградить их за свой уход, Майт охотно отдал бы им все деньги, полученные за мельницу. Но он еще не знал, велики ли будут его расходы в городе, не потребует ли мастер платы за обучение, сколько нужно будет уплатить за то, что его выпишут из волости, и т. д. Сперва он попытал счастья, прибегнув к маленькой вынужденной лжи.
— Теперь уж ничего не поделаешь,— сказал он, поглаживая подбородок, словно на нем росла борода,— Барон с Р-ской мызы сам отправляет меня к мастеру, это его собственная воля, а если уж такой человек чего-нибудь захочет, то вы хоть противьтесь, хоть нет — все равно не поможет. Наш барин, конечно, скорее послушается своего родича, чем вас.
Это родителям показалось убедительным.
Майт сумел сломить их сопротивление еще и другим путем. Он пробудил в них тщеславие и надежды на будущее. Пусть, мол, они подумают о том, что им никак не в убыток будет, если сын их станет городским ремесленником. Научится говорить по-немецки и станет зарабатывать хорошие деньги. Он их не забудет и в трудную минуту всегда поможет, по-родственному,
И это произвело впечатление. В конце концов согласие было достигнуто. Родители утешали себя еще тем, что Юку уже подрастает, может помогать в хозяйстве. Анни тоже о г него не отстанет.
Па другой день Майт отправился со своим важным письмом к барину. Письмо было внимательно прочтено два раза — таким значительным показалось барину его содержание. Читая, помещик посматривал поверх листка на молодого крестьянина, причем взглядом далеко не дружелюбным.
— Ты, парень, с ума сошел,— сказал он наконец.
Этим дело и ограничилось. Майт счел за лучшее промолчать. Барин сунул письмо в ящик стола и спросил резко:
— Ты, значит, просишь у меня разрешения выехать на жительство за пределы моей волости?
— Да, прошу, милостивый барин.
— Я передам твою просьбу куда следует. Тебе сообщат, когда разрешение будет готово.
Майт, не сведущий в подобных делах, стал ждать вестей в ближайшие же дни. Но он изрядно ошибся. Проходила одна неделя за другой — ничего! Из недель складывались месяцы... казалось, будто дело это совсем предано забвению. С болью в сердце спрашивал Майт совета у старосты и судейских. Они не могли ему ничего подсказать. Идти к барину Майт считал опасным: тот не терпел, когда его беспокоили, этим можно было все испортить. Так Майт и продолжал с тревогой ожидать ответа, успокаивая себя лишь тем, что барин ведь не может не исполнить просьбу другого барина.
А прошение Майта двигалось между тем вполне закономерным путем. Это ведь было крестьянское прошение, и ползло оно медленно. От помещика оно пошло в приходский суд, из приходского суда «на ландтаг», из ландтага в дворянский совет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111