— Серьезного, толкового человека она едва ли заставит делать глупости. Матиас Лутц, помимо всего прочего, еще и честолюбив, крайне честолюбив. Если уж он себе наметил какую-то цель, то честолюбие не позволит ему ни отклониться в сторону, ни остановиться на полпути. Я его знаю как свои пять пальцев.
— Любовь изменяет людей до неузнаваемости,— с чисто женским упрямством стояла на своем госпожа Виттельбах.— Мы ведь воочию убеждаемся, куда она может завести человека. Разве наше родное дитя не есть тому живой пример? Разве дочь мастера Виттельбаха не мечтает пойти к алтарю с бывшим мужиком Н-ской волости? Или ты, может быть, скажешь, что Берта какая-нибудь пустая, ветреная девчонка? Разве она не получила тщательного воспитания, хорошего образования? Разве она не вполне взрослая девушка, разве не знает, что принято и что не принято в нашем кругу? Разве нельзя ее тоже назвать серьезной, трезвой, разумной? Л куда теперь все это девалось?
Мастер Впттельбах чунствовал, что его разбили по всем пунктам, так, по крайней мере, казалось. И все же он недоверчиво покачал головой. М>атиас Лутц?.. Нет, этот человек сделан из твердого, сухого дерева. Такое дерево не коробится, не боится сырости, не дает трещин.
— Ты, значит, думаешь... короче говоря... что Лутц оставит Берту и женится на Лене... откажется от наследницы мастера Виттельбаха и посватается к бедной служанке? — сказал мастер уже более серьезным тоном.— Или ты, может быть, считаешь, что он просто негодяй — сватается к одной, а любит другую, женится па одной, а с другой будет изменять жене?
— Я ни того, ни другого не могу утверждать определенно,— отвечала мамаша.— Откуда мне знать, какие у Матиаса намерения насчет Берты или Лены. Возможно, он и сам еще этого хорошенько не знает. Я говорю только об ОДРЮМ простом факте: он смотрит на нашу швею такими глазами... такими глазами, в которых, по-моему, заметно нечто большее, чем легкая симпатия или обычная дружба. И дай бог, чтобы я не ошиблась! Пусть бы Лутц и эта девушка поскорее стали счастливой парой — это положило бы конец злополучной страсти Берты, и мы вернули бы себе свое дитя. Я нисколько не сомневаюсь, что на первых порах Берта будет лить горькие слезы, но время излечивает все, даже самые тяжкие; и я уверена — настанет день, когда она, оглядываясь назад, будет с улыбкой вспоминать свой дурной сои, свое нелепое увлечение.
— Ты придала всей этой истории такой гладенький конец, будто бы отполировала его,— задумчиво ответил мастер,— я против такого конца не возражал бы. Но боюсь, что твое здание построено на слишком шатком основании и скоро рухнет. Твои зоркие глаза увидели на сей раз то, чего и в помине нет.
— Но ведь мы можем это проверить, Георг. Чтобы поскорее все выяснить, предлагаю тебе такой плап. Попытайся заставить Лутца проговориться. Сделай так, чтобы он как-нибудь выдал свои чувства. Это ведь можно проделать между прочим, когда выдастся подходящая минутка и настроение, легко и непринужденно. И сам ты увидишь, что он в нерешительности, колеблется, смущается, дай ему понять, что он не должен питать какие-либо надежды насчет Берты, и в то же время постарайся направить его мысли к этой миленькой и сладенькой швее: такому, как Матиас, она как раз пара — и по рождению, и по сословию, и по воспитанию, и по образованию. А потом я примусь обрабатывать Берту новым способом.
— Но вот что меня удивляет,— сказал мастер,— как это Берта не заметила за Лутцем того, что заметила ты. Ведь, говорят, ревнивый глаз — самый зоркий, он видит сквозь доску в несколько дюймов толщиной, видит и то, чего вообще не существует.
— Ты ошибаешься, думая, что Берта ничего не замечает. Она глаз не спускает с Лутца и все время следит за ними обоими. Я несколько раз видела, как она хмурится и сжимает губы от досады, когда Матиас разговаривает или переглядывается со швеей. Но наша дочь горда. Она знает себе цену. Поэтому она и не опасается какой-либо угрозы со стороны этой деревенской девчонки. «У той ведь ничего нет за душой, кроме розовых щек,— чем же она может привлечь Лутца?» — так думает Берта. А кроме того, она твердо верит в честность и верность Лутца.
— От тебя, мама, ничего не скроется в этом мире! — воскликнул веселый мастер, снова обретая свое шутливое настроение.— Твое око пронизывает ближних твоих до самых печенок, проникает в самые сокровенные уголки человеческих сердец — прямо хоть трепещи от страха перед тобой... Твое поручение, Сусанна, я выполню при первом же удобном случае. Уж я заставлю парня признаться, можешь быть уверена!
Он хотел уйти, но жена его задержала.
— Еще несколько слов. Мы про Лену так и не заявляем квартальному. Не будет ли у тебя в конце концов неприятностей из-за того, что мы ее у себя прячем?
— Э, пустое! — Виттельбах махнул рукой.— Во-первых, никому не придет в голову искать ее у пас, а во-вторых, я, как тебе известно, хорошо знаком с квартальным надзирателем и даже с самим полицмейстером. Жаль, что секретарь Рутов сейчас в отпуске и я до сих пор не смог через него довести это дело до сведения губернатора. Как только Рутов вернется, мы добьемся для Лены законной защиты. По-моему, об этом деле мы можем не беспокоиться.
Через несколько дней мастер Виттельбах с изумлением убедился, насколько проницательна его достойная половина. Выполняя поручение супруги, он заманил Матиаса Лутца на скользкий ледок и... Матиас Лутц поскользнулся, хотя и удержался на ногах.
Однажды вечером они сидели у Гартмута, дружески беседуя. Мастер, как он это часто делал, пригласил сюда подмастерья. Поговорили о том о сем, и наконец Виттель-баху удалось смлзать ниточку бесе/мл в нужном месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111