Понимаешь?
— Я буду его беречь, как свою душу,— обещал Майт торжественно и снова принялся благодарить.
— А теперь отправляйся в город и больше ко мне не приходи, не беспокой меня.
— Я никогда больше не покажусь на глаза господину барону! — При этом мальчик устремил глубокий, выразительный взгляд на человека, который был его отцом и в то же время им не был, который не захотел и не смог быть его отцом; казалось, сын хочет навсегда унести с собой образ отца как воспоминание... только воспоминание.
Барон указал рукой на дверь, и Майт уже направился было к выходу, как вдруг из коридора донесся топот ног, звонкие детские голоса, и в тот же миг дверь распахнулась настежь.
В комнату вбежали, чуть не столкнувшись с Майтом, две светловолосые девочки — одна лет десяти, другая лет тринадцати на вид.
— Папа, папа! Наша канарейка улетела! И никто не знает, где ее искать! — закричали они жалобно, бросаясь к отцу; на крестьянского мальчика, стоящего у дверей, они взглянули лишь мельком.
— Вы не должны вбегать в мою комнату, постучавшись,— укоризненно заметил барон, в то же время с нежностью переводя взгляд с одного детского личика на другое.
— Извини, папа! А наш Ганс, наш красавчик Ганс,— воскликнула старшая девочка, с жеманным отчаянием заламывая руки.
— Жаль, конечно, дорогая детка. Но я же не могу идти разыскивать вашего Ганса,— улыбнулся отец, и его белая мягкая рука ласково скользнула по волосам дочери.— Но не горюйте! Если даже ваша птичка и не найдется, у меня есть для вас другая забава. Посмотрите-ка, дети, что тут такое!
И барон Ризенталь показал девочкам стоящую на углу стола ветряную мельницу.
Девочки вскрикнули от радостного изумления и тотчас же принялись разглядывать и трогать красивую игрушку. Ликование их возросло, когда отец повертел крылья мельнички и все в ней пришло в движение — деревянный мельник и батрак, разумеется, тоже; радость и восхищение барышень достигло высшей точки.
— Папа, откуда ты ее взял, скажи, откуда?
— Этот крестьянский мальчик мне ее принес. Он ее сам сделал.
Обе девочки с любопытством повернулись к деревенскому мальчику, который умеет мастерить такие красивые вещи.
— Ты, значит, эту мельницу сам придумал и сам сделал? — спросила старшая из девочек на довольно чистом эстонском языке, критически окидывая паренька любопытным взглядом.
— Да, сам,— подтвердил Майт не без гордости.
— Эта мельница будет моя! — с увлечением воскликнула меньшая барышня.
— Нет, моя, я старше,— возразила ей сестра.
Папаша, однако, решил, что игрушка будет принадлежать им обеим. Готхард скоро пристроит ее где-нибудь в подходящем месте, на сильном ветру.
Майт тем временем выскользнул за дверь, унося с собой приятное утешение, что две хорошенькие баронские дочки хвалили его работу и восхищались ею. «Ух, и вытаращит глаза этот злюка-барчук, когда увидит мельницу,— подумал он.— Жалко, что меня при этом не будет. Я бы с удовольствием поглядел, как он станет мне завидовать...»
Заведешь о волке речь — он и сам тебе навстречу.
Проходя по коридору, Майт у парадной еще раз повстречал молодого барона. Он входил, Майт выходил. Поравнявшись, они не произнесли ни слова. Но молодой барон решил еще раз напомнить о себе противнику: он толкнул его... Майт, однако, не ответил ему. Он разыгрывал роль великодушного победителя. Он только подумал усмехаясь: «Разве это тебе поможет? Как-никак, ты у меня под ногами валялся!»
Когда Майт вышел на мызный двор и затем на большую дорогу, солнце уже опускалось за лес. Мальчик был голоден и утомлен.
«Поесть не дали и ночевать не оставили»,— подумал он и решил, что отцовской заботы о сыне было проявлено маловато. «Но все-таки барон добрый человек»,— добавил Майт про себя и под рубашкой прижал к груди деньги, завернутые в тряпицу вместе с его прежними грошами. Письмо с большой красной печатью он снова и снова принимался с благоговением разглядывать и наконец спрятал за пазуху.
До ближайшей корчмы было недалеко; там он рассчитывал подкрепиться и переночевать.
В то время как Майт, усталый, но с радостно бьющимся сердцем, все больше удалялся от мызы, барон Адальберт фон Ризенталь сидел один в своем кабинете,— девочки, забрав мельницу, убежали,— и в раздумье потирал свои красивые, белые, барские руки. Он был доволен. На то у него были две причины. Во-первых, он отвел от себя довольно серьезную опасность, а во-вторых, сделал добро бедному деревенскому мальчику. Совершив доброе дело, человек всегда испытывает сладкое чувство.
4 «БАРОН ЛУТС» ОТПРАВЛЯЕТСЯ К МАСТЕРУ
Домой Майт мчался точно на крыльях.
Радость ускоряла его шаг, к тому же теперь ему нечего было бояться людей — ни мызных кубьясов, ни волостных старост; он теперь мог выбирать самый короткий путь, шагать по большим дорогам.
Вздумает кто-нибудь к тебе придраться — вытащишь из-за пазухи большой конверт с печатями и сунешь ему под самый нос,— пусть попробует тебя тронуть! Ты словно железным щитом огражден...
Снова путь его лежал мимо многих поместий, деревень, трактиров. Видел он и три незнакомые ему церкви. Сначала он пришел в Рапла, потом в Юру, оттуда в Козе. Уже на следующий день к полудню он достиг прихода Харью-Яни, а через несколько часов вдали показалась Н-ская мыза и родная деревня.
Он мог легко себе представить, какая баня ждет его дома. Так оно и случилось. Однако все обошлось благополучно.
Когда Майт вошел в дом, вся семья была в сборе. На несколько минут все онемели; Майт поздоровался, но ему никто и не подумал ответить. Даже Лийзу, которая обычно за словом в карман не лезла, когда надо было кого-нибудь пробрать, и та, оцепенев, глядела на вошедшего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111