— А в том, что вы меня не видели, ничего удивительного нет,— вы же вообще не замечали, что кругом происходит, прямо тетерева весной па току — те во время любовных игр не видят ни охотника, пи других врагов. Чес гное слово, я еще не встречал подобных лунатиков! Я порази лог, что, дойдя до Пириты, вы не ступили прямо в воду.
— Нам надо было поговорить о многих серьезных вещах,— заметил Матиас, с безграничной нежностью глядя на Лену.— Еще немного — и я завтра утром, разбитый, уехал бы из Таллина. Эта жестокая девица сперва бросила меня в огонь преисподней и потом только открыла передо мной райские врата. Как можно так терзать человека — не понимаю!
— Это ведь обычные женские уловки,— ответил Губер.— Они, женщины, сначала дают тебе отведать перцу, чтобы потом сахар еще слаще показался. Знаем мы их! Но от вас, мадмуазель Лена, я этого все-таки не ожидал! Вы можете рассчитывать на более мягкое наказание только благодаря тому, что сегодня мучили свою жертву недолго. Но за ваше злодейское письмо... да, да, милое дитя, я тоже его читал, ведь у нас с Мати нет тайн друг от друга... за свое письмо вы заслуживаете кары. Выбирайте: смертная казнь через повешение или сто поцелуев.
Лена ничего не ответила, только улыбнулась. Ее глаза глядели так, точно она жила и двигалась во сне. Почти такое же чувство владело и Матиасом — он тоже был словно зачарован. Разница была лишь в том, что ликующая радость, переполнявшая Матиаса, часто прорывалась наружу — он громко говорил и смеялся,— невеста же, казалось, была погружена в сладостную усталую дремоту.
На закате вдоль берега моря к городу шагало трое счастливых людей. Море таинственно шумело, а Конрад Губер насвистывал. Да и как ему было не насвистывать: он ведь сегодня отвоевал свою отданную про заклад голову, и теперь уже никто не мог назвать его лжепророком...
18 МАТИЛС ЛУТЦ СТРОИТ СВОЕ ГНЕЗДО
Мастер Георг Виттельбах не выказал никакого удивления, когда Матиас Лутц однажды вечером сообщил ему, что собирается смениться. Мастер даже не спросил, кто его невеста. Он горячо пожал подмастерью руку и поздравил его. Вопреки своему обыкновению, Виттельбах при этом был серьезен, не подшучивал над Матиасом и даже чуть нахмурился — меж бровей у него залегла морщинка.
— Вы, конечно, останетесь в Таллине и будете по-прежпему работать у меня? — спросил он.
Матиас кивнул; мастер Виттельбах назначил ему хорошее жалованье, и теперь у него нет охоты переезжать куда-либо. А дальше — видно будет.
— Когда же ваша свадьба?
— Я думаю, на рождественских праздниках. Я бы хотел, если мастер разрешит, сделать себе приличную мебель, работая вечерами и по воскресным дням. А это Займет немало времени.
— Считайте, что разрешение вам дано,— дружески ответил Виттельбах.— Вы можете, кроме того, смейо пользоваться моим лесом и другими материалами без всякой платы — достаточно вы потрудились и попотели в этой мастерской. Делайте себе хоть такую мебель, чтобы и любой I [ыф мог нам позавидовать; если понадобится, возьмите себе в помощь кого-нибудь из учеников.
Матиас поблагодарил. Он был уверен, что мастер сделает ему к свадьбе ииденежпый подарок. Затем они условились о жалованье, которое в дальнейшем полагалось Матиасу как подмастерью, не пользующемуся квартирой и столом у мастера; при этом Матиасу торговаться не пришлось. Расстались они как люди, заключившие договор, который удовлетворяет обоих.
Выполняя долг вежливости, Лутц сообщил о своей помолвке также мадам Виттельбах и Берте. Супруга мастера ответила ему несколькими банальными любезностями, а мамзель Берта, не протягивая жениху руки, бросила коротко, холодно и высокомерно: «Поздравляю!» При этом она старалась делать вид, что все это ее нисколько не трогает. Когда Лена через несколько дней тоже явилась в дом мастера с визитом вежливости, Берта к ней не вышла. Барышню стали искать, по оказалось, что ее уже нет дома.
Человек, который теперь в воскресные дни и по вечерам при свете свечей трудился в мастерской Виттель-баха, делая различные вещи для своего будущего гнезда,— этот человек был счастлив, счастлив до глубины души. Его не могли одолеть ни сон, ни усталость. Пила и рубанок, стамеска и молоток так и летали в его руках; он готов был бы трудиться до зари, если бы это не нарушало отдыха подмастерьев и учеников, спавших в мастерской. Подмастерьев он старался задобрить щедрыми угощениями. Губер часто помогал ему в работе, хотя Лутц иногда чуть ли не силой отстранял его. Время шло, и из-под умелых рук стали появляться вещи, которые действительно могли бы красоваться в доме какого-нибудь аристократа.
Так как невеста тоже усиленно занималась приготовлениями к свадьбе, то свободного времени у них почти не оставалось и встречались они лишь на короткое время. Да они многого и не требовали: им хотелось только поглядеть друг другу в глаза, послушать голос, пожать руку; потом они расставались, но сердца их озаряло счастье и в мыслях они были неразлучны.
У Матиаса давно уже не было ни малейших сомнений в том, что невеста любит его нежной и верной любовью. Об этом говорили ее глаза, ее самозабвенная преданность и покорность. Его желания, его воля, его стремления были и ее желаниями, волей, стремлениями, направленными к одной цели — их предстоящему браку... Загадочным дурным сном казалось Матиасу воспоминание о том, что эта девушка некогда пыталась отвергнуть его сватовство. Почему это произошло, он и сейчас не понимал, а доискиваться причины не было пи охоты, ни времени; он жил только своим радостным сегодняшним днем.
Матиас позабыл все, чем была полна его душа раньше, когда он еще не знал этой любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111