— Хотел поглядеть, насколько глубокие корни пустило твое чувство к Берте. Мы ведь хотели сегодня достигнуть во всем полной ясности, и я очень доволен, что нам это удалось. И знаешь, какая ещо мысль вызывает во мио сатанинское злорадство? Мысль о той каре, которая ожидает Ос кара Прнидта в супружестве. Он честно заслужил это наказание —- лицемер этакий, подлиза, шкуродер!.. Надеюсь, теперь мы можем выпить за здоровье Брандта и его будущей супруги?
— Откуда ты знаешь, что Берта выйдет за него замуж? — спросил Лутц, когда они осушили свои стаканы.— До сих пор он не имел успеха у барышни Виттельбах.
— Я ничего не знаю,— ответил Конрад,— но предполагаю это, зная Оскара Брандта. Этот человек — точно шашель, который точит дерево — медленно, но верно.
Друзья помолчали. Каждый был занят своими мыслями. Но вот Лутц вздохнул, да так глубоко, что Конрад встрепенулся.
— Да, да, тебе теперь предстоят нелегкие деньки,— сказал он добродушно.— Сперва ты должен выдержать жаркую битву с драконом, потом поймать голубку, а это для такого простофили, как ты, еще труднее. Жалко, я ничем не могу помочь! Уж ради доброй свадебной пирушки я бы охотно помог тебе.
— Простофиля я или нет,— произнес Мати с той неподдельной искренностью, которая так нравилась Губеру,— по и ты и любой другой вряд ли согласились бы сейчас очутиться в моей шкуре. Ты только подумай, Конрад! Я нарушаю снос слово, не ведая, захочет ли та, ради кого я это делаю, даже взглянуть па меня! Это все равно что сводить счета без хозяина. Больше того: это кража со взломом без всякой уверенности в том, что получишь добычу, попытка воровства, совершаемая, быть может, в пустом доме!
— Послушай, Мати,— ответил друг,— ты либо делец еще более хитрый, либо жених еще более глупый, чем я думал. Как человек деловой, ты рассуждаешь так: лучше синицу в руйи, чем голубку ни крыше... не то как бы обеих не лишиться...
— Нет, я так не рассуждаю,— тотчас перебил его Лутц,— Мне только тяжело без всякой причины обижать синицу; а причины этой не будет, если голубка при моем приближении возьмет да вспорхнет с крыши.
— Ну, если ты этого боишься, Мати, значит, мое второе предположение верно: ты еще глупее, чем я думал. Глаз нет у тебя, что ли? Неужели ты сам не видел того, что видели мы все в доме, хоть и смотрели только со стороны? Да я готов три недели есть стружки с опилками, если твоя голубка не прилетит к тебе в объятия, как тбль-ко ты сунешь пальцы в рот и свистнешь!
— Ты действительно в это веришь, Конрад?
— Я это знаю, головой в этом ручаюсь! Девушка ко всем холодна как сосулька, а как завидит хотя бы тень своего единственного, так и вспыхнет вся... такая девушка сразу согласится выйти замуж... разумеется, за своего единственного.,. Смею думать, что ты догадываешься, кто это такой?
— От твоих слов мне стало немножко легче,— задумчиво ответил Лутц.— Но мне все же очень страшно, Конрад, я боюсь и дракона и голубки! Ты прав — я в этих делах мальчишка... Будь добр, посоветуй, как мне поступить, с чего начать.
И Губер заметил, что Мати покраснел, как девушка.* Губер, с большим трудом сохраняя серьезность, немного подумал.
— Ты, значит, ни к одной из них не решаешься явиться открыто и излить свое сердце как полагается, по всем правилам? — спросил он.
— Явиться я, может, и решился бы, но не знаю, что сказать, какими словами их убедить.
— А ты им напиши,— предложил Губер.— Начни с писем, потом и говорить будет легче. Не то, боюсь, как бы Берта не разжалобила тебя своими словами, а прежде всего своими слезами. Этого допускать нельзя. Написать ты, трусишка, все же решишься?
— Надеюсь,— улыбнулся Матиас,— я и сам уже об этом думал... Ты же знаешь, Конрад, меня на будущей неделе посылают работать в помещичьих имениях недели на три-четыре. Как ты думаешь, что, если я им напишу из деревни?
— Отлично! — воскликнул Конрад.— Ты будешь вдали от бурь, порожденных твоими признаниями, а к тому времени, когда возвратишься, штормовые ветры уже улягутся и не опрокинут тебя. Честное слово, такому женишку, как ты, надо вести свои любовные дела на расстоянии, за сотню верст!.. А теперь позволь пожелать тебе удачи — пусть у тебя все сойдет благополучно. За твое здоровье, эх ты, мальчишка!
Понемногу они опорожнили все шесть бутылок и пря-шли в возвышенное состояние духа. Лутц вдруг почувствовал, что на сердце у него полегчало. Гнетущего, щемящего, колющего чувства как не бывало. Под конец друзья присоединились к другим подмастерьям, сидевшим в большой комшгю, и .Ну гц от души смеялся шуткам то одного, то другого записного остряка. Такие остряки и балагуры нстрочались в каждом трактире. В большинстве случаев это были горькие пьяницы — люди, многое повидавшие в жизни. Своими шутками и забавными историями они старались заработать себе угощение — в их собственных карманах почти всегда бывало пусто.
В большом трактирном зале можно было видеть всевозможные лица и фигуры — своеобразные и обыденные, приятные и отталкивающие, жалкие и внушающие отвращение. В комнате, освещенной лишь несколькими сальными свечками, наполненной густыми облаками горького табачного дыма, сидели за едой и напитками, а то и просто за пустыми столами, либо вернувшиеся из странствий кочующие подмастерья — вместо одежды на них болтались отрепья, а обувью служили опорки, почти лишенные подошв,— либо ремесленники, имеющие постоянную работу, опрятно одетые, с внешностью даже изысканной и горделивой. Были здесь изголодавшиеся люди с изможденными лицами, впалыми глазами, нечесаными волосами и свалявшимися бородами, были и здоровые, краснощекие парни с нафабренными усами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111