Здесь знают мое прошлое. Поэтому я решил переехать в другой город, накопить денег и сделаться мастером там, где мне не будут в этом чинить препятствий.
— В Таллине вам в мастера не пробиться? — повторила девица Виттельбах. Она не могла скрыть своего волнения.— Я этого не думаю. Вам бы надо... вам бы только надо... найти верный путь...
— Какой? — спросил господин Лутц.
Пичужка, притаившаяся в кустах, негодующе что-то пискнула, ворона тоже подала голос, как бы предостерегая от опасности, но ни молодой человек, пи перезрелая дева не обратили на это внимания.
— Я знаю один путь, но...— И Матиас со вздохом умолк.
— Но?..— спросила мамзель Берта, вся превратившись в слух.
— Но я не знаю — быть может, и этот путь закрыт... закрыт для меня.
— Скажите, Матиас, что это за путь... скажите! — прошептала мамзель Берта, и Матиас заметил, как учащенно дышит ее грудь.
— Этот путь — вы! — ответил Матиас, крепко сжимая руку барышни.— Если бы дочь мастера Виттельбаха вышла за меня замуж, я вскоре стал бы мастером. Но дочь мастера Виттельбаха надменна, она презирает людей, которые родились на свет божий, не имея бюргерского герба, и поэтому я вынужден покинуть дом мастера Виттельбаха.
При этом Матиас эффектно поднялся с места, но нежная рука девицы Берты заставила его снова сесть.
— Вы ошибаетесь, Матиас, я вовсе не надменная,— прошептала мамзель Берта.— Я ценю людей не по их происхождению, а всегда только по их личным качествам. Внешность обманчива, Матиас.
Этой невинной лжи никак не могла стерпеть примостившаяся на елке ворона. Она каркнула семь раз подряд, так что в лесу загудело. Но Матиас крепко-крепко сжал руку милой лгуньи.
— Неужели это возможно, Берта? Неужели вы не отвергнете человека, родившегося в крестьянской семье, если только он сам вам понравится? Если он трудолюбив и честен? Скажите мне — это прайда? Ответьте мне — неужели этот человек мог бы зваться также и Матиасом Лутцом?
Губки барышни шепнули коротенькое «да» — такое нежное, такое ласкающее, как ароматный весенний ветерок... А Матиас глубоко перевел дыхание. Крепость взята! Он только хотел было обнять девушку за талию и, как полагается в подобных случаях, «прижать ее к своей трепещущей груди», как вдруг бессовестная ворона так оглушительно захлопала крыльями и с таким пронзительным протестующпм криком взвилась в воздух, что влюбленная чета в испуге вскочила.
Девица Берта высказала мнение, без особой, правда, уверенности, что пора бы уже идти догонять остальную компанию. Матиас возразил, что это еще успеется, время терпит.
И они снова уселись на скамью, и разговор их теперь могла слышать лишь невидимая щебетунья, скрывавшаяся в кустах.
Беседа эта велась в более серьезном, трезвом и деловом тоне, чем до сих пор.
— Но что скажут твои родители? — спросил жених.
— Предоставь это дело мне,— ответила невеста.
— Думаешь, тебе удастся все уладить?
— Я надеюсь. Для этого, возможно, потребуется некоторое время, но... конец венчает дело! Борьбу мне придется выдержать немалую, но я не страшусь борьбы!
— Отважное сердечко! — И жених прижал ее к своей груди, теперь уже без всяких помех и препятствий, и даже сидевший в кустах маленький соглядатай, который, по-видимому, обладал практической сметкой, несколько раз пискнул, как бы скрепляя договор: чик-чирик!
— Но ты должен мне немножко помочь,— добавила мамзель Виттельбах.
— Каким образом?
— Папа тебя очень ценит. Ему очень не хотелось бы тебя отпускать... Попробуй намекнуть ему, что ты собираешься уйти.
Матиас убедился, что у него будет весьма сообразительная жена, и даже пичуга одобрила военные планы Берты. После того как были обсуждены еще некоторые подробности предстоящей схватки и вынесено решение до поры до времени держать сегодняшние события в тайне, влюбленные наконец двинулись в путь, так как Берта вспомнила о мамаше. У барышни было определенное предчувствие, что первую битву придется выдержать сегодня же.
Так оно и случилось.
Им, правда, удалось в парке догнать последнюю группу гуляющих и присоединиться к ней, но это не смогло отвести нависшую над ними опасность.
Когда мамаша Виттельбах, восстав от сна, увидела, с какой хитростью молодежь осуществила свою затею, и убедилась, что ее дочь и Матиас Лутц исчезли вместе с остальными озорниками, почтенная дама поспешно оделась и, пыхтя от злости, устремилась в парк на розыски.
Там она и появилась перед ними, отдуваясь точно паровоз курьерского поезда. Она увидела их, в приятной беседе шествующих рядышком, и этого было достаточно. Она, правда, не стала при всех бранить дочь, но схватила Берту за руку с силой, достойной полицейского, увлекла ее в сторону от Матиаса и заставила свернуть на боковую дорожку — ей, мамаше, необходимо будто бы поговорить с дочерью с глазу на глаз.
О чем ей необходимо было поговорить, молодой человек, конечно, догадывался. Бедная Берта! Она, наверно, Явится к завтраку вся заплаканная! Но Матиас ошибся. Когда Берта в сопровождении мамаши снова появилась в обществе, на лице ее хотя и отражалось недавно пережитое волнение, но следов слез заметно »е было. Напротив— глаза ее были сухи, и взгляд, который она бросила своему нареченному, сверкал смелостью и тайной радостью. Значит, ничего плохого не случилось. По-видимому, Берта победоносно отразила атаку противника.
Весь день напролет ели и пили, прогуливались и танцевали, а вечером, уже в сумерки, усталые до изнеможения, но веселые, вернулись в город. Матиас и Берта дипломатически держались друг от друга, чтобы зря не раздражать мамашу; да они и могли со спокойной душой проводить время врозь — ведь их отношения были уже выяснены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111