И действительно, в новом законе, по крайней мере если следовать его букве, имелись пункты, говорившие о таких облегчениях, а именно — так называемые дополнительные отработки были снижены по сравнению с существовавшими доселе. Но как испугались крестьяне, когда помещики им заявили, что облегчения, предусмотренные новым законом, только тогда войдут в силу, когда по всей губернии земля будет перемерена, а поместные и крестьянские земли размежеваны. А работа эта якобы займет по меньшей мере лет десять! Крестьяне не поверили этому разъяснению. Они не могли себе представить — почему в законе, который, согласно официальным сообщениям, должен был после 23 апреля полностью вступить и действительно вступил в силу, не вошли в действие именно те статьи, которые сулили порабощенному народу облегчение его участи. Так как крестьяне по своей неграмотности или малограмотности сами не могли хорошенько разобраться в содержании закона, а помещики, пасторы и чиновники им достаточно основательно его не разъяснили, то народ стал думать, что господа ради своей выгоды, нарушая царскую волю, не хотят вводить в действие новый закон в полном его объеме. Это убеждение распространилось среди крестьянства по всей стране, порождая озлобление против помещиков, так что в ряде местностей крестьяне стали отказываться от выполнения дополнительных отработок. Помещики вызывали к себе на подмогу военные отряды, чтобы решительно подавить сопротивление крестьян и наказать непокорных.
Если в других местностях сопротивление помещикам выражалось лишь в форме отказа от дополнительных отработок и прекращалось тотчас же, как только гакенрихтер подвергал виновных телесным наказаниям или как только появлялся военный отряд, то в одной из волостей Харьюмаа, в приходе Юру, выступления крестьян против дополнительных отработок вылились в серьезные волнения. Крестьяне поместья Махтра услышали о том, что некий не в меру ретивый и свирепый гакенрихтер из прихода Козе велел беспощадно выпороть мужиков за их строптивость. И когда мужики из Махтра за непокорность были вызваны к тому же самому гекенрихтеру, они решили к нему не являться и скрылись в лесах и болотах. Но, зная, что против них непременно будут высланы войска, они позвали к себе на помощь крестьян из других волостей.
Призыв их был услышан. На мызу Махтра действительно явился отряд солдат, чтобы розгами и палками учинить экзекуцию над бунтовщиками; в то же время и из своей, и из соседних волостей сюда стали толпами стекаться крестьяне, решившие воспрепятствовать порке. Между крестьянами и солдатами произошло настоящее сражение, стоившее многих жертв. Перевес был на стороне крестьян, солдаты были обращены в бегство и махтраская мыза попала в руки победителей. Пьяные люди долго громили и разрушали все вокруг; наконец строения мызы по невыясненным причинам загорелись и большая часть их превратилась в груды пепла.
Это событие породило среди окрестных помещиков опасения, что крестьяне замышляют поднять еще более крупный мятеж, сжечь и другие имения в этом приходе. В величайшем смятении помещичьи семьи устремились в город. Если три-четыре года тому назад городское дворянство, страшась призраков войны, искало убежища в сельских местностях, то теперь поместная знать стала искать защиты за городскими стенами. Но как тогда война не коснулась Таллина, так теперь и крестьянское восстание не разразилось. В деревни прибыло много войск, и движение было всюду подавлено. Крестьян, принимавших участие в так называемой «войне в Махтра», всех разыскали, под конвоем привезли в Таллин, заключили в тюрьму и предали военному суду. После долгого разбирательства суд приговорил обвиняемых к смертной казни, которая была впоследствии заменена тяжким телесным наказанием и ссылкой в Сибирь на каторжные работы или на поселение 1.
Среди таллинских мещан эти события обсуждались, разумеется, весьма оживленно и в обществе, и в семейном кругу, и за кружкой пива. Отношение к местному дворянству здесь было далеко не доброжелательное. Об этом
1 Более подробно об этих событиях рассказывается в моем романе «Война в Махтра». (Примеч. автора.)
позаботились сами аристократы. Они были главенствующим сословием как в сельских местностях, так и в городе,— здесь в их руках была политическая и социальная мощь, там — экономическая. И свою сословную гордость, которая часто переходила в высокомерие и чванство, они давали почувствовать не только крестьянину, но и мещанину. Это оскорбляло городского обывателя, порождало в его душе досаду и неприязнь к аристократам.
При таких условиях не было ничего странного в том, что горожане, говоря об упомянутых нами крестьянских волнениях, в большинстве случаев становились на сторону крестьян. Это было понятно и с чисто человеческой стороны, так как горожанам было известно, как тяжело помещичья рука давит на крестьянский хребет, как мыза высасывает все соки из жалкого, забитого мужика. На таллинских рынках горожане могли собственными глазами убедиться, до чего велика крестьянская нищета: какие убогие клячи и телеги у мужиков, какая бедная одежда, какие голодные лица, как глубока крестьянская темнота и невежество. Кроме того, из деревни доходили слухи о том, как беспощадно пороли людей гакенрихтеры и во время волнений и раньше — зачастую только за то, что крестьяне осмеливались толковать новый закон иначе, чем помещики, либо просили его разъяснить.
Но мещанин заявлял о своей враждебности к помещику только за его спиной, где-нибудь в кабачке, и кулаки сжимал только в карманах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111