Но ведь приветствуем
же мы всякого рода «справедливые» войны… Но ведь освобождаем же от нравс
твенного суда непримиримых друг к другу «остроконечников» и «тупоконе
чников» всех возможных цветов и исповеданий… Поэтому если оставить в ст
ороне (конечно же спорную!) этическую оценку, можно заметить, что любое нас
илие над историей, Ц вершимое петровскими ли батогами, гильотиной ли Ве
ликой французской революции, террором Гражданской войны в России и стал
инского периода, Ц и в самом деле часто содержит в себе творческое созид
ательное начало: новые формы общественного устройства, новые вероучени
я, новые культы и культуры,… наконец, новые нации Ц результат, как бы чудо
вищно это ни звучало сегодня, в частности и пролитой вчера крови.
Но теперь, когда погаснет пламя, горевшее в душе Иоанна, обнаружится, что
ничего созидательного его репрессии так и не имели; гипноз ег
о свирепой клокочущей энергии окажется неспособным заворожить, наверн
ое, никого, и волей-неволей встанет так до сих пор и не решенный истекшими
столетиями вопрос: во имя чего свершались все эти убийства?
Конечно же, цель не оправдывает средства, но как быть там, где и цели-то не б
ыло?…
На рубеже веков по существу рухнет русское государство. И вина в этом ляж
ет прежде всего на его безумную голову…

Есть мнение (Р.Ю.Виппер), что, умри Иоанн на тридцать шестом году своей жизн
и, он навсегда остался бы в русской истории окруженным славой великого з
авоевателя и реформатора. История, наверное, простила бы ему, как прощала
многим их прегрешения, и его казни и все его пороки.
Переступив какую-то черту, он, кажется, и сам понял это, но было уже слишком
поздно…
В его незадавшейся жизни будет еще многое. Будет оставляющая осадок како
го-то стыда и омерзения казнь народного героя, недавно спасшего Россию о
т нашествия крымского хана, князя Михаила Ивановича Воротынского. Будет
отвратительное не только по замыслу, но и по исполнению убийство двоюрод
ного брата, Владимира Старицкого. Будет убийство своего собственного сы
на, Иоанна. Он еще будет глумиться над Россией, вознося над нею уже упомяну
того здесь ничтожного татарского царевича…
Но будет и нечто такое, что может озадачить любого нашего современника, к
то с молоком матери не впитывал в себя основы христианской веры. Это сего
дня то, что должно было бы представать перед ним, способно быть квалифици
ровано как трагическое ощущение какой-то абсолютной безвыходности, нек
оего глухого жизненного тупика, из которого остается только один путь Ц
в петлю. Но если попытаться взглянуть на вещи его глазами, изменится мног
ое. Через призму его времени, его истовой пламенной веры проступит гораз
до большее, чем просто жизненная неудача, Ц отчетливое осознание того, ч
то в своей гордыне он пришел к прямо противоположному своей цели результ
ату, и с чужими жизнями навсегда загубил свою бессмертную душу. А вот стра
шнее этого ничего уже нельзя было увидеть даже в самом кошмарном сне. Всю
жизнь горевший страстью стать первым из первых, он и в самом деле, по запов
еди Христовой, оказался последним, ибо и в тот час, когда из могил для посл
еднего Суда над ними восстанут все мертвые и даже для самых страшных зло
деев будет-таки изыскиваться возможность оправдания, для него, как може
т быть только для одного Иуды, так и не останется никакой надежды.
Атеисты, мы готовы содрогнуться от мысли о нравственных терзаниях, котор
ые нужно терпеть всего лишь до смерти, Ц ему же предстояли вечные муки, е
му отказывалось в прощении даже и за тем рубежом, где слагается земная кл
адь…
Нет, и самые страшные злодеи вовсе не лишены ни нравственного чувства, ни
потребности в покаянии. Но человеческая душа соткана из сплошных парадо
ксов, и один из них Ц увы! Ц состоит в том, что очень часто вершимые престу
пления порождаются вовсе не таимым ею злом, но проблесками совести.
Чем может быть объяснено принуждение сына к убийству родного отца? (Кста
ти, долгие годы бывшего верным ему, как собака, и еще недавно готового поже
ртвовать даже собственным сыном ради своего государя.)
А между тем расправа со старшим Басмановым весьма красноречива.
Это сегодня мы не видим принципиальной разницы между тем, кто убийца, в да
леком же прошлом было совсем не так. Зачавший жизнь получал и определенн
ое право на нее, и Авраам, готовясь принести в жертву Яхве Исаака, не вступ
ал ни в какой конфликт с людским законом. Но в то же время по юридическим н
ормам (кстати, не одних только русских правд) той эпохи отцеубийство расс
матривалось как несопоставимо более страшное преступление, чем убийст
во отцом своего сына. Соборное уложение 1649 года гласило: «А будет который с
ын или которая дочь отцу своему или матери смертное убийство учинет с ин
ыми кем, и сыщется про то допряма, и по сыску тех, которые с ними такое дело у
чинят, казнити смертию безо всякия пощады. А будет отец или мати сына или д
очь убиет до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме,
приходити им в церковь божии, и у церкви божии объявити тот свой грех всем
людем в слух. А смертию отца и матери за сына и за дочь не казнити.» Блестящ
ий знаток древней истории, Иоанн не мог не знать, что в ней уже было все. В ве
тхозаветные времена один мидийский царь (Астиаг) повелел убить и сварить
сына своего преданнейшего слуги и принудил несчастного родителя съест
ь его. И все это только за то, что слуга когда-то давно посмел ослушаться ца
рского приказа и не предал смерти внука своего повелителя, будущего Кира
II Великого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76