Святость Ц вот истинная вершина всех тогдашних человеческих дел
. Святость Ц вот давно уже забытый тайный идеал честолюбивых.
Но здесь, в сфере общих для всех ценностей, притязания на избранность Ц э
то уже не обращение к узкому кругу односторонне, «подобно флюсу», развит
ых профессионалов. Слепого поклонения одних при полном безразличии дру
гих на поприще этих абсолютов уже недостаточно. А значит, и ожесточеннос
ть против всех отказывающих в признании оказывается направленной вовс
е не узкому ограниченному рамками какого-то цеха кругу. Месть Иоанна Ц э
то месть всему миру, так и не сумевшему Ц или не пожелавшему Ц разглядет
ь в нем то, чем он сам представлялся себе.
Впрочем, видеть в формировании Избранной рады только специфическую фор
му мести, наверное, было бы неправильно. Сильный на бранном поле и мудрый в
суде Ц вот в лоне христианской культуры идеал правителя всех времен. На
верное, редкий государь вообще не видел в себе Давида и Соломона (или, по м
еньшей мере, не мечтал о том, чтобы в нем увидели хоть что-то от этих вечных
на все времена героев). Само положение (noblesse oblige) обязывает, Ц гласит старая п
ришедшая к нам из французского языка истина, и всякий новый монарх, вступ
ая во власть, как кажется, всегда полон горячего стремления принести бла
го своему народу. Едва ли исключением в этом ряду был Иоанн. Поэтому новый
государственный совет Ц это, конечно же,

«…пока сердца для чести жив
ы…»

и искренний порыв к добру и свету все еще не потерянного для мира юноши.
Но все же в какой-то мере и месть.
Вероятно, в глазах любого мэтра от теории государственного управления, м
ожет быть, даже в глазах самого Никколо Макиавелли такая ее форма могла б
ы удостоиться самой высокой оценки. Ведь она позволяла добиться нужного
при полном сохранении лица, облечь скрытую политическую интригу в некую
безупречную цивилизованность, в торжество настоящей справедливости. Н
о это только на первый непосвященный взгляд стороннего наблюдателя, ибо
даже этот великий флорентиец мог судить лишь о скрытых пружинах чисто че
ловеческих дел Ц мелкой ряби на поверхности океана, глубинные же тайны
абсолютной власти не могли раскрыться перед ним.
Всякая месть должна приносить какое-то удовлетворение, иначе зачем вооб
ще она нужна. Однако именно эта легкая доступность ее скрытой логики раз
уму простого обывателя и не давала искомого, больше того, в принципе не мо
гла дать. Именно это рациональное, «слишком человеческое» ее обличие и б
ыло самым большим ее недостатком, если не сказать органическим пороком.
Ведь то, чем может довольствоваться толпа, далеко недостаточно тому, кто
ослепительной горной вершиной возвышается над нею.
В конечном счете все дело в глубине отличий, которые пролегли между ним, И
оанном, и теми, кто был обязан повиноваться ему, Богом избранному венцено
сцу. Настоящая избранность Ц это ведь совсем не выделение одного из как
ого-то бесконечного множества ему подобных, И даже не возглавление неко
торой когорты лучших. В едином людском торжище слишком многое зависит от
неожиданных сюрпризов быстро меняющихся мнений, и самый первый здесь оч
ень легко может оказаться Ц и часто оказывается Ц последним: «И вот, ест
ь последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последни
ми». (Лука. 13-30). Когда-то каприз всего одной женщины привел к отсечению голо
вы самого Крестителя, минутный настрой еще недавно рыдающей от счастья т
олпы отдал на растерзание Христа. Так что подлинная исключительность в к
онечном счете может существовать лишь только там, где нет даже и слабой т
ени подобия всей этой неразумной людской массы тому , кто приз
ван стоять высоко над нею, где нет даже и следа какой-то их соприродности.
Словом, только там, где обнаруживается какой-то иной и абсолютно непости
жный ни рассудком обывателя, ни даже разумом мыслителя генезис.
Таким образом, как ни крути, но уже самая способность понять сторонним (пу
сть даже и весьма незаурядным) умом источник и механизм государева замыс
ла неизбежно умаляет достоинство самого помазанника: ведь понять и оцен
ить что-то Ц всегда означает собой, хотя бы на миг возвыситься над тем, чт
о подлежит нашей оценке. А это значит, хотя бы на миг подняться и над самим
венценосцем. Вот так и здесь: даже частичная прозрачность мотивов, опред
елявших решения юного государя, была способна только унизить абсолют ве
рховной власти. Воспитанное же Иоанном понятие о правах, воспринятых им,
не допускали даже и мысли о каком бы то ни было Ц пусть даже минутном Ц в
озвышении над нею. Подлинная, абсолютная, власть всегда обязана стоять о
причь людской природы, парить над толпою ничтожеств; ничто вершимое ею н
е может быть вмещено и объято убогим мозжечком обязанного лишь к слепому
повиновению земного червя.
Так что век Избранной рады не мог быть долгим уже «по определению». Очень
скоро все должно было измениться. И очень скоро все действительно измени
тся, вернее сказать, встанет на свои места.

6. Последние испытания

«Вы мнили, что вся Русская земля под ногами вашими?», спросит Иоанн, в свое
м послании князю Курбскому бросая обвинение былым советникам из Избран
ной рады и тем самым как бы оправдывая разрыв с нею. Правда, слова эти буду
т написаны много позднее, но можно не сомневаться, что нечто подобное зву
чало и в самом начале разрыва. Знаменитый демарш Людовика XIV: «Вы думали, го
спода, что государство Ц это вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76