Специфи
ка этих связей состоит в том, чтобы объединять всех нас в сравнительно сп
лоченную общность, способную отделить себя от любого другого народа, от
любой другой «страны». В девятнадцатом столетии великим немецким филос
офом Карлом Марксом будет убедительно доказано, что человеческое общес
тво Ц это в первую очередь незримая система связующих людей отношений.
Именно они, как магнитные силовые линии, пронизывая собой все сферы наше
й совместной жизни (сам К. Маркс назовет их «общественными отношениями»),
составляют собой не только жесткий каркас, но и подлинное существо всяко
го упорядоченного социума. Жизнеспособность любой формы социального б
ытия оказывается обусловленной и обеспеченной исключительно этой сист
емой. Ничто из того, что возвышается над простой физиологией человечески
х организмов, не может существовать вне ее. Только они делают всех нас вме
сте и каждого в отдельности тем, что позволяет нам выделять самих себя из
царства животных. Меж тем именно государственная власть Ц подлинное ср
едоточие всей этой невидимой системы, доступной лишь взору аналитика. Им
енно она на протяжении долгой истории человеческого рода придает оконч
ательный вид всей иерархии связей и скреп, цементирующих общество, именн
о она наделяет их конкретным прикладным содержанием. Поэтому во многом и
менно государственной власти оказываются обязанными (причем не только
своей правоспособностью) но и самим существованием едва ли не все социал
ьные институты. Может быть, именно благодаря этому обстоятельству назва
ние специфического аппарата управления и становится созвучным всему о
рганизованному сообществу людей.
Сердцевина же центральной власти Ц это, несомненно, сам государь.
А вот уже отсюда, согласимся, совсем недалеко и до торжественного постул
ата: «Государство Ц это я».
Но все же одно дело абстрактные фигуры какой-то высокой и далеко не всегд
а понятной даже образованному обывателю философии, совсем другое Ц ося
заемые реалии нашей повседневной рутины. «Я», значение которого утвержд
ал французский король, Ц это всего лишь некая специфическая функция, вы
полняемая высшим должностным лицом государства. Правда, содержание это
й функции в известном смысле может быть даже шире отдельно взятой личнос
ти, Ц ведь институт монархии не сводится к конечной персоне живого венц
еносца. Равно, впрочем, как и личность властителя вовсе не исчерпывается
той социальной ролью, выполнять которую он поставлен. Но как бы то ни было
отличать созидательный процесс, движущей силой которого выступает тво
рческий талант и организационная энергия администратора, от прямого фи
зического порождения каких-то осязаемых реалий обязан каждый, даже не с
лишком развитый управленец. Это ведь одному только Богу дано порождать в
се сущее животворящей силой Своего Слова. Смертному же, даже при вознесе
нии на самую вершину государственной власти всегда остается опираться
на силу подкрепляемых вполне материальными институтами (такими, как арм
ия, полиция, чиновничество) начал, которые тысячелетиями складывались в
породившем и его самого социуме, Ц законов, вероучений, традиций воспит
ания, обычаев, вековых привычек народа, наконец, материй, вообще не поддаю
щихся никакой классификации и никакому определению, но вместе с тем могу
щественных и властных… Поэтому полностью, до конца растворить неодолим
ую мощь государственного Левиафана в самом себе может только очень боль
ное сознание.
Заметим: за все истекшие века никому не приходило в голову диагностирова
ть в брошенных Людовиком XIV словах симптом какого-то душевного расстройс
тва. Между тем, для самого Иоанна его собственное «Я» становилось средот
очием уже не только того солипсического иллюзорного мира, который сущес
твует где-то в контурах черепной коробки каждого из нас, но неким абсолют
ным физическим центром, способным генерировать из глубины собственног
о духа все то, чем дышит подвластная ему держава.
В мире, созданном его воспаленной гордыней, едва ли не все существовавше
е вокруг него уже самим своим бытием оказывалось обязанным исключитель
но ему. Уже ничто в этом мире из полного ряда своих собственных первоприч
ин не могло изъять эманацию того сакрального таинственного начала, кото
рое (не личной ли унией с самим Создателем?) сосредотачивалось в нем и толь
ко в нем. И пусть не ему принадлежали те знаменитые слова, что приписывают
ся историей великому французскому королю, именно он, первый русский само
держец, Ц наиболее полный и точный выразитель того глубинного смысла, к
оторый они могли бы в себе содержать. Ведь все, что было артикулировано в П
арижском парламенте Людовиком XIV, на деле доносило лишь слабое дыхание то
го грозного Глагола, который более столетия назад жег сердце Иоанна. Впр
очем, оно и понятно: слова, сказанные первым, в своем истоке могли иметь ли
шь наущение ближних, в пламенной же вере второго было что-то от апокалипт
ического вкушения великих библейских пророков. «И увидел я, и вот рука пр
остерта ко мне, и вот в ней Ц книжный свиток. И Он развернул его передо мно
ю, и вот свиток исписан был внутри и снаружи, и написано на нем: «плач, и стон
, и горе». И сказал мне: «сын человеческий! съешь этот свиток, и иди, говори д
ому Израилеву». Тогда я открыл уста мои, и Он дал мне съесть этот свиток; и с
казал мне: «сын человеческий! напитай чрево твое и наполни внутренность
твою этим свитком, который Я даю тебе»;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76