Генваря 8 царь с сыном и дружиною вступил в Новгород…»
«Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пяти
сот до тысячи и более новгородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом
огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхов
а, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семейства
ми, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники московские езди
ли на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в
реку всплывал, того кололи, рассекали на части. Сии убийства продолжалис
ь пять недель и заключились грабежом общим: Иоанн с дружиною объехал все
обители вокруг города: взял казны церковные и монастырские; велел опусто
шить дворы и келии, истребить хлеб, лошадей, скот; предал также и весь Новг
ород грабежу, лавки, домы, церкви; сам ездил из улицы в улицу; смотрел, как хи
щные воины ломились в палаты и кладовые, отбивали ворота, влезали в окна, д
елили между собою шелковые ткани, меха; жгли пеньку, кожи; бросали в реку в
оск и сало. Толпы злодеев были посланы и в пятины новогородские, губить до
стояние и жизнь людей без разбора, без ответа.»
«Уверяют, что граждан и сельских жителей изгибло тогда не менее шестидес
яти тысяч. Кровавый Волхов, запруженный телами и членами истерзанных люд
ей, долго не мог пронести их в Ладожское озеро. Голод и болезни довершили к
азнь Иоаннову, так что иереи, в течение шести или семи месяцев, не успевали
погребать мертвых: бросали их в яму без всяких обрядов.»
Новгородский летописец рассказывает, что были дни, когда число убитых до
стигало до полутора тысяч; дни, в которые избивалось 500Ц 600 человек, считали
сь счастливыми . Военно-карательные отряды посылались даже в
глубину страны, верст за 200Ц 300 от Новгорода, и там производили подобное же
опустошение. Из Новгорода Грозный отправился к Пскову и готовил ему ту ж
е участь, но почему-то ограничился казнью лишь нескольких псковичей и гр
абежом их имущества и возвратился в Москву, где снова начались розыски и
казни: искали сообщников новгородской измены…
Сегодня можно спорить по поводу масштабов кровавой резни, что была учине
на Иоанном во время той карательной акции, можно подвергать сомнению при
водимые летописцем цифры. Они и в самом деле плохо сочетаются с тогдашне
й численностью населения этого древнего великого города. Вот только нуж
но ли? Дело ведь вовсе не в точности. Летописи того времени Ц это отнюдь н
е протокол, который требует несколько отстраненного и холодного отноше
ния к фактам; они хранят в себе то, что запечатлелось в сознании самого нар
ода. Массовое же сознание никогда не бывает холодным и беспристрастным.
Больше того, зачастую потрясенное чем-то выходящим из общего ряда, оно зн
ачительно расходится с реальной действительностью, но, парадоксальным
образом, сама действительность со временем начинает мутировать под воз
действием афтершоков тех катаклизмов, которые были пережиты их прямыми
свидетелями и жертвами, и теперь истекшие события воспринимаются уже их
и только их глазами. Поэтому часто даже вооруженные документами историк
и в оценке былого уже ничего не могут исправить: стихия людской молвы ока
зывается много могущественней любого анализа, и если результаты их иссл
едований вступают в противоречие с нею, для доверия им зачастую не остае
тся места.
Но можно взглянуть на произошедшее и несколько по-другому. Если бы число
жертв той далекой новгородской бойни простиралось не до шестидесяти ты
сяч, о которых говорят хроники того времени, но только до десяти, то что же
наше нравственное чувство было бы задето в шесть раз (или хотя бы даже на ш
естьдесят процентов) меньше?… Да нет же и тысячу раз нет! Поэтому искать в
статистических упражнениях подобного рода предлог для какого-то оправ
дания Ц дело абсолютно безнадежное: черного кобеля, Ц гласит старая ру
сская пословица, Ц добела не отмоешь.
И уж тем более не дано отмыться тому, кто прямо повинен в непоправимом. Зна
менитый монолог Бориса Годунова говорит именно об этом:

«Мне счастья нет. Я думал сво
й народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать Ц
Но отложил пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
Бог насылал на землю нашу глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им сыскал работы Ц
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил им новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви.
В семье моей я мнил найти отраду,
Я дочь мою мнил осчастливить браком Ц
Как буря, смерть уносит жениха…
И тут молва лукаво нарекает
Виновником дочернего вдовства
Меня, меня, несчастного отца!…
Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную… все я!»

Разруха, Ц скажет позднее Михаил Булгаков, Ц происходит в первую очере
дь в головах людей, и уже только потом Ц в окружающей их действительност
и. Практический распад Российского государства, который произошел на ру
беже шестнадцатого Ц семнадцатого столетий Ц совсем не исключение из
этого сформулированного им закона. Но ведь именно потрясения народного
сознания и предуготовили тот политический коллапс, который еще предсто
яло пережить нашему отечеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76