Его с
упы, суфле, салаты были просто объедение, и я воздавал им должное, как преж
де Ц стряпне Элен. Раймон Ц я заметил это еще в горах Ц поистине страдал
хозяйственным зудом: если он не возился у плиты, то натирал полы, чистил о
дежду, чинил лампы или же упражнялся с гирями и гантелями, бегал на месте,
крутил педали велотренажера. Руки его, чуждые праздности, были в постоян
ном движении, хватали, грабастали. Спал он мало, три-четыре часа в сутки, и н
е знал, куда девать избыток энергии, бившей в нем ключом.
Наша жизнь пошла по-новому с середины марта, после того как однажды вечер
ом Стейнер позвал меня к телефону. Голос его звучал глухо; он был простуже
н.
Ц Бенжамен, я заказал своему книготорговцу «Слезы сатаны» и только что
дочитал последнюю страницу. Я просто потрясен. В вас чувствуется большой
талант, хоть вы и злоупотребляете плагиатом сверх всякой меры. Да-да, я вс
е знаю, Элен нам рассказала. Вы способны на большее. Пишите сами, оставьте
в покое классиков, не цепляйтесь ни за чью руку. Вы настоящий писатель, Бен
жамен. Вам нельзя зарывать свой талант в землю. Мы с вами еще поговорим об
этом.
Я так и сел. Всю жизнь я считал себя жалким бумагомаракой, а Стейнер возвел
меня в ранг творца, разом вернув мне былые сладостные мечты. Еще много дне
й я был под впечатлением его слов. Я не ходил, а летал, будто сбросил с плеч т
яжелую ношу. Вот тогда-то наши отношения с Раймоном исподволь приняли но
вый оборот. Я почувствовал себя увереннее. Раз в неделю он выводил меня по
шиковать в дорогие рестораны. Вокруг нас суетились официанты, все при фр
аках, с длинными фалдами. Я раздувался от гордости. На людях я помыкал карл
иком: пусть все видят, что он у меня в услужении. Но он все равно держался не
принужденнее меня: мне стоило неимоверных усилий сидеть прямо, не путать
ножи для мяса и рыбы, бокалы для вина и воды. Хороших манер мне катастрофи
чески не хватало, уроки Элен я успел забыть. Не знал, куда девать руки, крош
ил хлеб, устраивал на столе свинарник, чувствуя на себе насмешливый взгл
яд метрдотеля. Я до того боялся этих строгих судей, что изысканный ужин пр
евращался для меня в экзамен. И как я ни старался, дурные манеры все равно
лезли из меня: опять я прикарманивал чаевые со стола. Раймон хватался за г
олову и заставлял меня вернуть мелочь.
Тысячу раз я мог бы тогда удрать от него и пойти в полицию: риск, конечно, бы
л велик, но ради какой цели! Он, правда, грозил мне самыми страшными карами,
если я только попробую отойти от него хоть на шаг. Но я и не пытался, ни разу
. Мой страж мне в печенки влез, без него в Париже мне было бы совсем одиноко.
Карлик мог пресмыкаться, унижаться, числить себя последним ничтожество
м Ц и все равно он был в чем-то выше меня. У него имелось одно неоценимое в
моих глазах качество: он меня слушал. Я признавался ему, как боюсь состари
ться, делился своими тревогами: то язык обложен, то лицо бледное, Ц сам да
вал ему все козыри в руки, раскрывая свои слабости. Он только кивал да бурч
ал что-то невнятное. Общение у нас было одностороннее: в беседы на отвлече
нные темы он не вступал и вообще говорить был не мастер. Но хоть и бука, а вс
е-таки живая душа рядом Ц всегда рядом, как верный пес. Когда меня мучили
ночами кошмары, он устраивался на коврике возле моей кровати, там и спал д
о утра. Такие вот мелочи в жизни бок о бок, входящие в привычку, и роднят люд
ей. Верно говорил Стейнер: даже тюремщик и заключенный могут со временем
подружиться. Раймон прочно вошел в мою жизнь, стал моей опорой. Он старалс
я заменить мне Элен Ц как мог, неуклюже, разумеется, сравнение с оригинал
ом оказывалось не в его пользу. В умении поддержать разговор, пролить бал
ьзам на мои раны, утолить мои печали ему было до нее далеко.
Он даже Ц по совету хозяина, не иначе, Ц предложил свою помощь в работе н
ад моим вторым романом. В литературе он мало что смыслил, но любил «забори
стые истории». Я был так тронут его рвением, что согласился. Соображения, к
оторые высказывал Раймон, похоже с подачи Стейнера, нельзя было назвать
полетом мысли. Зато он оказал на меня благотворное влияние: теперь, если в
ыдавалось свободное время, я садился за работу. Он заставлял меня рыться
по словарям в поисках неизбитого слова, меткого выражения. Даже среди но
чи, случалось, будил, щекоча нос перышком:
Ц Месье, я тут кой-чего надумал для вашей книги.
Я рвал и метал, но у шельмеца всегда находились веские основания поднять
меня с постели. И что ни говори, мне нравилось его почтительное «вы» Ц сам
ое наглядное проявление моего превосходства. Человек, приставленный ко
мне в тюремщики, уважал меня Ц этого было достаточно, чтобы неволя показ
алась не такой уж тяжкой, и пару месяцев я прожил с ним вполне сносно.

Жертвы намечены

К середине апреля, когда позади были сотни и сотни часов слежки, мы отобра
ли полдюжины редкостной красоты жемчужин; на каждую имелось пухлое дось
е. Последние весточки от Элен были какие-то лихорадочные: она теряла терп
ение, допытывалась, как наши успехи. По голосу чувствовалось: устала. Она с
ыпала вопросами, на которые я не мог ответить. Франческа давала ей уроки ф
илософии, но всех немецких идеалистов она променяла бы на один час свобо
ды со мной. Мои послания мало чем отличались друг от друга: я жаловался на
жизнь, умолял Элен дождаться меня и заклинал понять. Я твердил одно и то же
по три-четыре раза: пять минут записи Ц это долго, попробуй тут не повтор
иться.
Когда все отчеты были готовы, в Париж прикатили на машине Стейнер с Франч
еской, а Раймон отправился в Юра надзирать за Элен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77