Я вдруг увидел то, чт
о скрывалось за ее неизменно суровой миной: перепуганное существо, котор
ое барахталось в волнах накатывающих лет и взывало о помощи. Она то и дело
доставала из кармана пудреницу, быстро обмахивала пуховкой лицо и заплы
вшую жиром шею, точно хотела окутаться мучным облаком. Пудра, не удержавш
ись на коже, градом сыпалась на грудь.
Ц Он непростительно забылся. Но одну вещь вам следует знать.
Франческа закрыла глаза, тяжелые веки упали, как спущенные паруса. Губы у
нее подрагивали, и казалось, будто большой приоткрытый рот постоянно бор
мочет, но не молитву, а брань в адрес всего света.
Ц Не он один дал слабину. Жером, может быть, рассказывал вам: у меня была бу
рная молодость, которую определяли две страсти Ц любовь и философская м
ысль. Когда я не тешилась в объятиях юношей Ц или девушек, это мне было вс
е равно, Ц то читала труды философов. Я люблю их за то, что они сложны, я ска
зала бы даже, темны, за то, что приходится попотеть, чтобы постичь их: для ме
ня это как сухой фитиль или бомбы замедленного действия. Тома мирно спят
на пыльных полках библиотек, а мысль бродит в умах людей и рано или поздно
подобно взрыву потрясает мир. Я прерывала любовные игры лишь затем, чтоб
ы вернуться к чтению, и откладывала книгу только для того, чтобы продолжи
ть сладострастные забавы.
В девятнадцать лет у меня была мечта: стать ангелом любви. Я хотела, чтобы
тело мое принадлежало каждому, кто его захочет: это было что-то вроде долг
а, моего обязательства перед ними всеми. Меня коробила избирательность ж
елания: почему одним все, а другим ничего? Нет уж, на пир Эроса пусть и изгои
будут званы. В то время мне хотелось, чтобы вихрь удовольствий поглотил м
еня. Однако очень скоро старый, как мир, любовный акт наскучил мне своей пр
остотой, а самые разнузданные сексуальные фантазии на поверку оказалис
ь однообразными, да и надуманными. Каким бы сильным ни было наслаждение, м
не этого было мало, мало. И тогда я поняла, что для плоти есть границы Ц а дл
я мысли нет. Жить плотью Ц значит смириться с рутиной, развивать мысль Ц
преодолеть обыденность, подняться над жалким существованием. Только по
привычке я продолжала вести прежнюю разгульную жизнь; тело мое возбужда
лось все так же легко, но душа к этому больше не лежала. Чтобы сохранить св
ободу, я уже отвергла два предназначения женщины: брак и потомство. Остав
алось отринуть третье Ц собственно секс. Мало-помалу я отдалялась от то
го мира, которым правит любовь, я повернулась к нему спиной, прежде чем он
сам отторг меня. Я уходила со сцены, пусть без меня обольщают и обольщаютс
я, этой горячки, этого безумия с меня довольно. Ведь когда я была хороша со
бой, я сама этого не знала, а когда поняла, от былой красоты осталось лишь в
оспоминание. Я еще держала себя в форме, но время брало свое. Молоденькие д
евчонки, чья единственная заслуга состояла в том, что они родились двадц
атью годами позже, чем я, уводили мужчин у меня из-под носа, затмевали меня.
Недолго мне оставалось покорять: хорошенького понемножку, побыла в сонм
е избранных, а теперь твое место в толпе обычных лиц. Молодость Ц привиле
гия преходящая, а платишь за нее всю оставшуюся жизнь.
В ту пору я и встретила Стейнера; он думал, что я порочна, тогда как я была вс
его лишь безучастной. Он имел зуб на женщин Ц за то, что слишком нравился
им. Он их будто всех наказывал, любовь отождествлялась для него с местью, у
нижение входило в программу, Ц на мой взгляд, это было мелочно. Однако я с
ыграла на его обиде, чтобы привлечь на свою сторону; так мы создали нашу ко
алицию, принесли обет целомудрия и поклялись отказаться от плотских и чу
вственных радостей. Я в то время преподавала философию в выпускном класс
е лицея. Ну так вот, я взяла отпуск без сохранения жалованья, и мы переехал
и в «Сухоцвет», веря, что нашли средство, способное помочь бедам человече
ства. Пусть никому больше не мозолит глаза вездесущий мираж красоты Ц в
от чего мы хотели. Не прошло и полугода, как желания, которые, мне казалось,
я обуздала, снова стали донимать меня. Глупо, но что есть, то есть, никуда не
денешься. Сдаваться я не собиралась. Видела, как стойко держатся мои союз
ники, и благодаря им держалась сама, а они в свою очередь черпали мужество
в моей самоотверженности. Когда тело властно требовало своего, я прибега
ла к спиртному и сигаретам Ц они помогали том, где разум помочь уже бесси
лен. Я стала много есть, растолстела, не следила за собой. Для кого мне было
поддерживать форму? Для Стейнера и этого его придурка Раймона? Только во
сне я утоляла вожделение, которое подавляла в себе наяву. Я сильный челов
ек, и я не нарушила клятвы.
А потом появилась Элен. Когда вы уехали в Париж, моей заботой номер один бы
ло держать Стейнера от нее подальше. Уж я-то его знаю, многого он так и не см
ог в себе изжить и к девушкам по-прежнему питает преступную слабость. При
знаюсь вам, на Элен, бледную, исхудавшую, больно было смотреть. Она объявил
а голодовку и собственную жизнь превратила в орудие шантажа. Еще она цар
апала себе лицо, клочьями выдирала волосы, нарочно вызывала у себя этот ж
уткий тик, который ее перекашивает. Словом, уродовала себя, как могла, лишь
бы доказать нам, что зря мы ее не отпускаем. Но меня такими штучками не про
ймешь: я не забыла, как она чуть не выбила мне глаз. Элен бранилась, поливал
а нас грязью, да так изощренно, что я только диву давалась. Но со временем о
на присмирела и снова стала есть. Кассеты с вашим голосом каждую неделю с
лушала по десять Ц двадцать раз подряд и в конце концов убедилась, что вы
ее не бросили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77