Пациент, ни словом не выразив согласия или протеста, дал отвести се
бя в палату. Час спустя, когда его уже осмотрели, помыли и переодели, я бесе
довала с ним в боксе, заперев дверь. Он сидел, ко всему безучастный, уткнув
шись подбородком в грудь. Несколько раз я спросила его, почему он прячет л
ицо, может быть, скрывает ожог или увечье? Но мне так и не удалось ничего от
него добиться.
Ц Что ж, месье, возможно, у вас есть свои причины хранить молчание. Е
сли захотите со мной поговорить, скажите медсестре, она меня позовет. Я де
журю всю ночь, до восьми утра.
Он неопределенно мотнул, головой, и я разозлилась на себя за свою лю
безность. Было что-то жалкое в этом маскараде, личина потому раздражает, ч
то застывает одним-единственным выражением на непрестанно меняющемся
лице. Я уже сама не понимала, с какой стати меня вдруг заинтересовал этот ш
ут гороховый. В карте, которую надо было заполнить для дневной смены, я соч
инила ему длинную историю болезни, от души надеясь, что какой-нибудь дото
шный интерн не потребует от меня объяснений.
Силы мои были на исходе, а неудача вновь напомнила, что быть врачом
Ц не мое призвание, и я решила передохнуть в саду у фонтана за чашкой горя
чего кофе. Какой-то бессонный воробей пил, тычась клювом в струйку воды. З
десь было единственное спокойное место в этом филиале чистилища. Ночь ст
ояла жаркая, казалось, будто мы паримся в теплице; слабые дуновения ветер
ка с трудом пробивались сквозь духоту. Больница раскинула свои широкие ч
ерные крылья между милосердием небесным и карой земной. За ее стенами жи
л Париж, там была свобода. Пятница, вечер. Я слышала, как вздыхают в машинах
басы. Музыка рокотала, для юных самцов наступило время гона, для юных само
к тоже. Чего бы я только не дала, чтобы быть там с ними. Я снова чувствовала,
как страх парализует меня, и знала, что все эти трое суток мне от него не из
бавиться. Мне говорили: психи становятся тихими, после того как их напичк
ают химией. Но я помнила свою первую практику в больнице М., парк, где мужчи
ны и женщины спаривались в кустах, на скамейках, помнила, как меня жуть взя
ла от этой гремучей смеси: Эрос в обнимку с безумием. Как сейчас видела аут
ичного беднягу из С., который грыз свои пальцы, видела, как зомби, одурмане
нные нейролептиками, бьются головой об пол, чтобы разом положить всему к
онец. И мне вспоминалась фраза Честертона Ц ее процитировал когда-то мо
й преподаватель философии: «Сумасшедший Ц это тот, кто потерял все, кром
е рассудка».
Чуть позже, воспользовавшись затишьем, я поднялась в свою комнатку
и ненадолго задремала, даже не раздевшись. Мне приснился странный сон: я в
идела, как на надувном матрасе у края бассейна Фердинанд занимается любо
вью с незнакомой мне девушкой; у нее была очень белая кожа, на ногах Ц чер
ные чулки с резинками и туфли на шпильках. Он шептал ей на ушко те же сальн
ости, что я слышу от него вот уже который месяц. Незнакомка вскрикивала ег
о имя, корчилась под ним, а мне все никак не удавалось разглядеть ее лицо. Т
еплая волна разлилась у меня между ног. Я испытала такое наслаждение, гля
дя, как мой любовник трахает эту шлюшку, что проснулась от оргазма, но это
был оргазм ненависти, спазм от желания изничтожить Фердинанда. Я села на
постели, вся мокрая, липкая от жары, с бешено колотящимся сердцем. Я облива
лась потом, мой живот был чашей, до краев полной солоноватой влаги, и почем
у Фердинанда нет рядом, кто же пригубит ее? Мало того что он отравил мои мы
сли, ему еще надо влезть в мои сны, чтобы я окончательно себе опротивела.

Я встала, выпила стакан воды, сняла халат и юбку. Было три часа ночи, л
уна в последней четверти оплела собор тенями. В мою каморку свет не загля
дывал. Я пошире распахнула оконце в надежде, что повеет прохладой. Мне был
о не по себе, больница давила, не вырваться из ее каменного панциря. Даже з
десь, далеко от отделения «Скорой помощи», чудилось, будто жалобы и бредн
и оседают на стенах, застывают потеками соплей, загаживают все вокруг. Ул
ицы были почти пусты; со своего насеста я слышала, как проходили группки м
олодежи, пели, смеялись. Меня отделяли от них всего-навсего несколько лет
учебы, но я за эти годы перекочевала в другой мир, полный забот и тревог, Па
риж спал под сенью собора Парижской Богоматери, застывшего в холодной на
дменности официозного памятника. Город казался мне гигантским мозгом, м
иллионы его клеток день и ночь испускали сигналы, то сильнее, то слабее, у
них были свои фазы покоя и возбуждения. Но я перестала быть частые этого ж
ивого разума, я всего лишь ревнивая женщина, дважды дура, потому что ревно
сть Ц самый мучительный и самый распространенный из всех недугов. Я зли
лась на себя за эту банальность, которая низводила меня до общего уровня,

Я чистила зубы, неоновая трубке тихонько гудела, и вдруг я почувствовала,
что за дверью кто-то есть. Кто-то стоял в коридоре, темной кишке с грязно-ж
елтыми стенами. Я вздрогнула, инстинктивно потянулась за халатом и хотел
а было накинуть его, но тут дверь приоткрылась. Я забыла ее запереть. Какая
-то фигура выступила из коридорного полумрака. Испугаться я не успела: я у
знала его сразу. Дверь открывалась так медленно, что я, глядя, как подрагив
ает створка на петлях, решила, будто вижу сон. Он стоял в проеме, опустив ру
ки, Ц какое там привидение, смех один, в ку-клукс-клановском капюшоне над
белой пижамой, выданной ему благотворительной службой. Я запахнула хала
т и пошла на него.
Ц Как вы посмели прийти сюда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77