Никогда не любила тесного кружка
интернов и медперсонала, сплоченного духом соперничества да привилеги
рованным положением по отношению к массе страждущих. Врачами становятс
я не затем, чтобы приносить людям облегчение, а из желания помучить их на з
аконном основании, наказать за их немощи. Мне претили дух ординаторской,
похотливость иных докторов, подогретая близким соседством смерти. Я не х
отела слушать пикантных откровений медсестер, вернувшихся из отпуска, н
е хотела знать глупых интрижек, что завязываются здесь долгими ночами. Я
заранее презирала их всех, опасаясь, что они сочтут меня некомпетентной.
Что такое презрение? Это боязнь оказаться хуже других и, как результат, пр
едвзятость в оценках: их мнение о тебе ты как бы отсылаешь им авансом. Три
ночи мне предстояло существовать в постоянной нестыковке: я имею в виду
ничтожность моих терзаний рядом с чужой бедой. Я так погрязла в собствен
ных проблемах, что была к ней глуха. Мне хотелось по возможности свести к м
инимуму общение с людьми: пусть меня оставят в покое, я укроюсь в тихой гав
ани среди всеобщего разброда.
Все было в тот вечер не так, как всегда: персонал сбивался с ног из-за
отпусков, шли реставрационные работы, и мне не хватило места на этаже, отв
еденном интернам; да, строго говоря, мне вообще не полагалось самостояте
льно нести дежурство Ц образования не хватало. Диссертацию по психиатр
ии я только что начала. Я была отступлением от устава. Мне выделили в проти
воположном крыле здания, на пятом этаже, клетушку с койкой, туалетом, зерк
алом, стенным шкафом, запертым на висячий замок, и старым продавленным кр
еслом. Крошечное круглое оконце глядело на башни собора Парижской Богом
атери. На карнизе прямо над моей каморкой ворковали, встряхиваясь, голуб
и. Я переоделась, разглядывая в зеркале свои широкие плечи, которые Ферди
нанду нравилось покусывать, мускулистые ноги, маленькие груди, не набуха
ющие даже во время месячных, смуглую кожу, где-то потемнее, где-то посветл
ее, и плоский живот, который никогда не подарит жизнь: по приговору врачей
, я бесплодна.
Я родилась от брака марокканца из Рабата и валлонки из Льежа Ц как
выражается Фердинанд, терракота с примесями, растение, пустившее корни п
о обе стороны Средиземного моря. Я не лишена привлекательности, но много
ли толку в красоте, если она не может застраховать от общей злой участи? Ме
ня, вот такую, как в зеркале, оценивают чужие глаза, и я никогда не знаю, выде
ржала ли экзамен или провалилась. Со временем все это состарится, и ни ухо
д, ни гимнастика, ни строгая диета не помогут: кожа обвиснет, мышцы станут
дряблыми. Впадины, пустоты изменят мой анатомический рельеф. Бывают дни,
когда собственное тело тяготит меня, кажется неподъемной, к тому же скор
опортящейся ношей. И тогда содержать его в чистоте, питать, ухаживать за н
им выше моих сил. А иногда выматывают, словно крадут меня у меня самой, взг
ляды мужчин. Мне осточертела взыскательность Фердинанда, который все тр
ебовал совершенства: для него я никогда не бываю достаточно эффектной, а
для коллег по работе я эффектна чересчур. Он отсылает меня к недостижимы
м канонам, а те порицают за фривольность. Люби он меня больше, не хотел бы, ч
тоб я была красивой и только красивой! В конце концов, имею я право не круг
лые сутки быть привлекательной? Хочется перерывов на прозу, на обыденнос
ть. Сколько моих подруг живут как в аду из-за нескольких лишних граммов. В
ообще-то я с детства мечтала быть бабушкой, перескочив через зрелые годы.
Мне бы хотелось смотреть свою жизнь с конца, знать результаты поступков,
прежде чем совершать их. Хочу быть старой, чтобы больше не надо было делат
ь выбор.
Вечер выдался долгий, тоскливый, полно ложных вызовов и попыток са
моубийства. Я была на своем посту, как капитан на мостике. В том же корпусе
помещалась медико-юридическая служба, тоже относившаяся к моей компете
нции, туда поступали мелкие воришки, нелегалы, по большей части мароккан
цы и африканцы, и мельтешня арестованных и стражей настраивала на тюремн
ый лад. Я поняла наконец, за что не люблю остров Сите: на этом клочке земли р
асположились впритык друг к другу собор Парижской Богоматери, Отель-Дье
и префектура полиции Ц союз сутаны, белого халата и дубинки; зловещее тр
ио не могут заглушить даже беспечные туристы. Я с тревогой вглядывалась
в незнакомые лица вновь прибывавших и особенно боялась агрессивных под
ростков, таких, знаете, что выплевывают слова точно пули, ходят враскачку
и выглядят так, будто выскочили из клипа в стиле рэп. Мне было страшно став
ить диагноз сходу, без полного набора симптомов: как бы не раздуть легкое
недомогание, не проглядеть тяжелый случай. Белый халат, конечно, прибавл
яет авторитета, но это лишь фикция: мне не хватало апломба, я была то безап
елляционна, то неуверенна и никак не могла найти верный тон. По правилам, м
не надлежало выслушать пациента и решить после беглого осмотра, оставит
ь его в больнице или направить в другую клинику по месту жительства. Мы бы
ли всего лишь перевалочно-сортировочным пунктом. Еще полагалось все зап
исывать в карту, и я должна была сочетать проницательность медицинского
светила со сжатостью полицейского протокола. Я щедрой рукой раздавала я
ркие, как конфетки, капсулы из запасов в аптечном шкафу, чтобы унять беспо
койных. Пациенты по большей части были не больны, а просто выбиты из колеи
и пришли за моральной поддержкой: им только и надо было, чтобы их кто-то вы
слушал, как-то утешил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77