Ц Давайте выключим, Бенжамен, хорошо? Мне надо сосредоточиться.
Свет погас, экран тоже, звуки смолкли. Только маленький ночничок остался
гореть в потемках, и от вновь сгустившегося мрака мне стало совсем худо.

Ц Очень любезно с вашей стороны, что вы слушаете меня, да-да, не возражайт
е, вы на редкость терпеливы. Вы даже не представляете, насколько мне это не
обходимо. Я еще не сказал вам главного. Не стану утомлять вас подробностя
ми, распространяться о том, как мы похищаем, как заметаем следы, какие прин
имаем предосторожности. У нас продумано все: отопительная система, венти
ляционные трубы, прачечная и мусоросжигателъ Ц ничто отсюда не просочи
тся наружу. Мы действуем в глубоком подполье, как партизаны, только у нас и
ная война. Принцип, на котором основана наша работа, прост: полная изоляци
я от чьих бы то ни было глаз. Знаете, отчего дурнеют наши узницы? Оттого, что
их никто не видит. Ведь красота создана, чтобы ею любовались, она существу
ет напоказ. Отверните от нее взор Ц и она зачахнет. Именно это мы здесь и д
елаем: божественным созданиям, заносчивым донельзя, для которых каждый д
ень как плебисцит, мы перекрываем источник жизни, разом отсекаем всю под
питывающую систему Ц все эти взгляды, вздохи и прочие знаки внимания. Эт
и надменные идолы страдали от алчных взоров? Там, где они были на виду, их п
ожирали глазами? А мы подвергаем их худшему поруганию: невидимости.
Результат: они высыхают на корню. Кстати, говорил я вам, как называется наш
а мыза? «Сухоцвет». Так назвали ее пастухи, когда здесь еще пасли стада. Во
обще-то это растение, иначе говоря, бессмертник. Слово понравилось нам, по
казалось знаком судьбы. Вот мы и сделали «Сухоцвет» темницей, в которой п
рекраснейшие из прекрасных вянут и сохнут как цветы, заложенные в книгу.
Никакого насилия к нашим гостьям, а сейчас у нас преимущественно женщины
, мы не применяем. Похищаем мы их за сотни километров отсюда, ни с кем из нас
они никогда не виделись, даже словом не перемолвились. Мы сжигаем их одеж
ду, уничтожаем документы, расплавляем украшения, какова бы ни была их цен
ность. Здесь отменяются законы и упраздняются права Ц до тех пор, пока он
и не станут такими же людьми, как все.
Их камеры Ц стены там с мягкой обивкой, в каждой есть откидная койка и умы
вальник Ц находятся под постоянным наблюдением с помощью видеоаппара
туры. Увы, мы не в состоянии держать больше двух пансионерок Ц нас слишко
м мало. Мы Ц лишь скромные кустари-одиночки, как здешние часовщики Ц зна
ете, их много в окрестных долинах по обе стороны границы.
Стейнер умолк. Мне это не нравилось. Я боялся темноты, подземелья, этих зас
тенков. Я ждал, но он не спешил продолжать. Когда он говорил, мне было споко
йнее. Пока распинается, кипятится, хоть не тронет. А теперь я слышал только
его прерывистое дыхание Ц ну как ему стукнет в голову ни с того ни с сего
наброситься на меня?
Ц И что же, этого достаточно, чтобы они состарились?
Ц Ишь, какой нетерпеливый! Не спешите, юноша, всему свое время! Наши узниц
ы не общаются ни между собой Ц их разделяет широкий слой земли, ни с кем-л
ибо из нас. Если нам случается входить в камеры, мы закрываем лица. Ни одна
не знает, почему она здесь, где находится тюрьма, в чем ее вина и долог ли ср
ок наказания. Мы окружаем их стеной безмолвия, и эффект это дает потрясаю
щий: ведь поговорить хотя бы с тюремщиком Ц все-таки какое-никакое общен
ие. Здесь же им остается лишь бесконечный монолог в пустоту. За все месяцы
, проведенные у нас, они не видят ни одного человеческого лица, не слышат н
и единого слова. Они лишены прогулок, света, пищи для ума, звуков Ц и зерка
ла. Единственное, что у них есть, Ц часы на потолке камеры, но это часы с ра
злаженным механизмом: стрелки мчатся во весь опор, минуты проходят как с
екунды, часы как минуты, а сутки как часы. Этот бег стрелок, как на секундом
ере, отсчитывающем сотые доли секунды на спортивных состязаниях, олицет
воряет их стремительный распад. И ничто не должно отвлекать узниц от быс
тротекущего времени, которое делает свое дело. Время уничтожает их Ц во
т для чего они отбывают наказание в этом горном мавзолее, где мы хороним к
расоту, словно радиоактивные отходы под водами океана.
Ц И как, действует?
Я ляпнул очередной дурацкий вопрос. Любопытство пересилило страх.
Ц Поверьте, как нельзя более эффективно. Изоляция, оторопь от внезапног
о заключения, контраст с весельем и утехами прежней жизни Ц все работае
т на разрушение. Совсем недавно они строили планы, готовились кто к каник
улам, кто к учебе, кто к помолвке. И вот они в наших катакомбах, откуда ни одн
а не выйдет прежней. Красота Ц лишь миг в вечности, рано или поздно время
все равно разрушит ее. Мы лишь ускоряем процесс. Знаете, люди иногда, переж
ив утрату или удар, седеют за одну ночь. Нечто подобное происходит и с наши
ми протеже: пройдя курс небытия, они выходят постаревшими на двадцать Ц
тридцать лет. Никаких ультрафиолетовых лучей, никакой химии Ц вполне до
статочно одиночного заключения. Старость падает на них хищной птицей. За
снув молодыми, они просыпаются шестидесятилетними. Когда потери станов
ятся, на наш взгляд, необратимыми Ц обычно на это уходит от полутора до дв
ух лет, Ц мы выпускаем их на волю, очень далеко отсюда, в безлюдной местно
сти, ночью и с завязанными глазами. Они ничего не понимали, когда их бросил
и в тюрьму, и не больше понимают, оказавшись на свободе. На свежем воздухе
от них попахивает плесенью, затхлостью богадельни, прокисшим временем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77