Мы договорились, что я на своей машине приеду к нему на будущей н
еделе. Я ехала медленно, опустив оба стекла, с наслаждением вдыхал запахи
раскаленной улицы, упиваясь видом деревьев, листья на которых уже тронул
а желтизна. Тротуары были горячие, асфальт плавился и лип к подошвам, горо
д томился, дыша тропической влажностью, Ц чем не экзотика! Париж был для
меня вместилищем великолепия и энергии, в этом городе эмоции всегда били
во мне через край. И надо же было во всей столице выбрать того единственно
го, ветреника и лгуна, который теперь, когда я отпустила его ненадолго одн
ого, непременно мне изменит. От этой мысли как клещами сжало желудок, пере
хватило дыхание. Я вцепилась в руль и остановилась во втором ряду, чтобы о
тдышаться. Сзади загудели, и понеслась ругань. Я обливалась потом, левую н
огу свело судорогой. Я знала наверняка: ему только дай волю, будет клеитьс
я к незнакомым девицам и укладывать их в постель. Он и не подумал предложи
ть остаться со мной, отсрочить свой отъезд. Я поставила машину на стоянке
перед папертью собора Парижской Богоматери и знакомым путем направила
сь в отделение «Скорой помощи» больницы Отель-Дье
Старейшая больница в Пари
же, на острове Сите, рядом с собором Парижской Богоматери.
.
Не успела я войти, как на меня вновь накатил страх. Несмотря на роско
шно отделанный холл и аккуратный внутренний двор с французским садиком,
повсюду ощущалась болезнь. В этом памятнике старины, смахивающем немног
о на казарму и немного на монастырь, есть что-то суровое, сама не знаю поче
му, но от него у меня леденеет кровь. Рядом с овеянным славой собором Париж
ской Богоматери Отель-Дье Ц подлинно собор нищеты, как магнитом притяг
ивающий обездоленных. Чтобы выстоять в этом пристанище невзгод, требова
лась бодрость духа, которой у меня не было. Я с ужасом думала о том, что меня
ждет: стены, сочащиеся болью, койки, с которых несутся стоны, жуткие инстру
менты хирургов Ц пилы, щипцы, скальпели, полный арсенал потрошителей. Зд
есь бродила смерть и словно насмехалась над теми, кто боролся с нею; новей
шие технологии были ей нипочем, она приходила за каждым в назначенный ча
с.
Чтобы представить себе, как легко было выбить меня из колеи в те дни
, поймите вот что: я не только осталась одна без Фердинанда, я слонялась ка
к неприкаянная по полупустому городу, среди ошалевших иностранцев, ниче
го не соображающих от жары горемык и спекшихся на солнце клошаров, пока в
ся Франция гуляла и веселилась. Я одна, а страждущих несметные полчища, и в
се на мою голову: они будут рваться на прием; а я изволь выслушивать рассуж
дения меланхоликов и бред сумасшедших. Работать, когда другие развлекаю
тся, и уехать, когда большинство приступит к работе, Ц такой игрой на кон
трасте я мотивировала свое решение остаться на праздники в Париже. Хвали
лась близким: мол, оттягивать удовольствие Ц для меня особый смак. На сам
ом же деле я бы все отдала, чтобы быть сейчас вместе с остальными на пляжах
. Дежурить на Успение я вызвалась из-за нехватки денег. Я интерн, закончил
а медицинский факультет и в двадцать шесть лет начала специализацию по п
сихиатрии. Вдобавок мне всегда тревожно в праздники: это разрыв в нормал
ьном течении дней, брешь во времени, лишающая его сути, Я заранее страшила
сь этого провала в три бессонные ночи. Когда город полон, легче: найдется к
то-нибудь, не даст пропасть. Но сейчас все мои друзья разъехались, а родны
е вообще жили за границей. Меня ждал комендантский час праздничного уикэ
нда.
Одно хорошо в отделении «Скорой помощи»: оно представляет собой ма
ленькую автономию в огромном больничном царстве. Здесь ты сам себе хозяи
н; отчитываться, конечно, надо, но косвенно. И мне не придется иметь дело с т
яжелыми травмами, я избавлена от искромсанных тел, гноя и крови. Моя епарх
ия Ц травмы психические, тоже, быть может, жуткие, но чистые, бескровные, к
ак мозг в черепной коробке. Мужчины и женщины станут изливать на меня сво
и горести, а я Ц слушать и делать вид, будто мне это интересно. Впрочем, уте
шение обманчивое: душевный недуг менее зрелищен, но тем он страшней, и вся
кий раз, сталкиваясь с ним, я чувствую себя так, будто передо мной внезапно
разверзлась бездна. В сущности, я никогда не ощущала тяги к медицине; мне
понадобилось учиться семь лет, чтобы понять, что это поприще Ц не мое и чт
о вообще-то ни одно поприще не влечет меня больше других. Какую вину хотел
а я искупить, избрав этот путь? Я знала, что мая жизнь пройдет без неожидан
ностей, как по заданной программе, и ненавидела ее не за то, что она конечн
а, а за то, что предсказуема. Я всегда носила с собой в сумке томик стихов Лу
изы Лабе и кассеты Баха. В медицинском центре, где я работала, меня так и пр
озвали: «уокмэн» Ц за то, что я постоянно ходила в наушниках. Слушать Иога
нна Себастьяна Баха в клинике или диспансере Ц значит отгородить себя о
т мира волшебным щитом, взирать на ад с высоты рая. Я включала музыку, и что-
то божественное овладевало мною. Кто это сказал о Бахе, что он Ц единстве
нное весомое доказательство существования Бога?
Меня познакомили с другими дежурными врачами, среди них был кардио
лог, совсем мальчишка с круглыми розовыми щеками, анестезиолог, рыжая, сл
ишком ярко накрашенная женщина, длинный, сухопарый офтальмолог, молодой
, но лысый хирург и еще, конечно, больничный священник целомудренного вид
а, который словно извинялся перед всеми за то, что живет на свете. У меня не
было никакого желания общаться с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77