Не приди этот час испытаний, едва ли кто-нибудь подозрева
л бы, что в безусом юнце скрывается юный гений. Удар молота судьбы, опрокид
ывающий одного, натыкается вдруг у другого на сталь»
Hitler A. Mein Karnpf, S. 321.
.
Однако все подобные высказывания явно служат лишь тому, чтобы создать вп
ечатление о некоей особой цезуре призванности и с более или менее достат
очной убедительностью соединить предшествовавшие годы богемной жизни
, апатии и спячки с фазой явной гениальности и избранности. В действитель
ности же то, что пережил он в те ноябрьские дни, скорее парализовало его и
привело в растерянность: «Я знал, что всё было потеряно». Требования нена
вистного буржуазного мира по исполнению долга и соблюдению порядка, от к
оторых война оберегала его в течение четырех лет, как и проблемы выбора п
рофессии и обеспечения своего существования Ч все это вновь вплотную п
одступило к нему, а он был так же не готов к этому, как и прежде. У него не был
о ни образования, на работы, ни цели, ни жилья, ни близкого человека. И в том
припадке отчаяния, которым он, уткнувшись в подушку, реагировал на извес
тие о поражении и революции, проявилось не столько чувство национальной,
сколько индивидуальной потерянности.
Ведь конец войны нежданно-негаданно лишал ефрейтора Гитлера той роли, к
оторую он на этой войне обрёл, и родину он терял тогда, когда ему сказали, ч
то он может теперь туда вернуться. В растерянности наблюдает он, как слов
но по какому-то тайному знаку рушится дисциплина, составлявшая славу эт
ой армии, и у камерадов, людей вокруг него, нет теперь иных потребностей, к
ак сбросить с плеч ставший вдруг невыносимым груз четырех лет, положить
конец всему этому, вернуться домой и не прятать больше страхи и унижения
солдатского бытия за патриотическими формулировками и позами воинов: «
Итак, всё было напрасным. Напрасными были все эти жертвы и лишения, напрас
ными Ч голод и жажда в течение иной раз нескольких месяцев, зряшными Ч ч
асы, когда мы, охваченные цепкими лапами смертельного страха, всё-таки вы
полняли свой долг, и напрасной оказалась смерть миллионов, которые погиб
ли при этом»
Ibid. S. 223 f.
.
Вот это-то, а не революционные события, глубоко поразило Гитлера, а его пр
ивязанность к правившему дому была столь же мала, как и его уважение к рук
оводящим кругам рейха, он просто не был «белым». В шок его повергли неожид
анное поражение, а также та утрата роли, которая отсюда вытекала. Тягостн
ые явления, которыми сопровождалась революция, не давали ему и никакой э
рзац-роли, скорее, они были отрицанием всего того, что он подсознательно п
очитал, Ч величия, пафоса, смертельной любви; никакая не революция, а, нес
мотря на весь шум на авансцене, всего лишь стачка против войны, продиктов
анная самым элементарным, и, на его взгляд, банальнейшим мотивом, Ч желан
ием выжить.

Революция, не являвшаяся таковой, вылилась главным образом в поверхност
ную, представляющуюся удивительно беспомощной жестикуляцию. Начиная с
первых ноябрьских дней все дороги в Германии были запружены дезертирам
и, охотившимися на офицеров. Они сбивались в группы, подстерегали офицер
ов, задерживали и, осыпая их руганью и оскорблениями, срывали с них знаки о
тличия, погоны и кокарды Ч это было актом запоздалого бунта против рухн
увшего режима, бессмысленным, хотя и объяснимым. Но он порождал и со сторо
ны офицеров и вообще всех сторонников закона и порядка неистребимое, чре
ватое тяжёлыми последствиями ожесточение и глубокую ненависть по отно
шению к революции и тем самым к режиму, начавшему своё существование под
знаком таких побочных явлений.
К этому добавилось ещё и то, что история не дала революции возможности до
йти до апогея, который бы достойно закрепил её в сознании нации. Ещё в октя
бре 1918 года новый канцлер, принц Макс Баденский, ответил на требования аме
риканского президента, равно как и общественности страны, рядом внутрип
олитических реформ, принёсших Германии парламентскую реформу правлени
я, и наконец утром 9 ноября объявил ничтоже сумняшеся и в немалой мере на с
вой страх и риск об отречении кайзера Ч и революция, ещё даже не начавшис
ь, как бы сразу же оказалась у самой цели; во всяком случае, она не получила
возможности показать себя при достижении какой-либо политической цели.
Нечаянным образом её лишили повода для клятвы у её Зала для игры в мяч
23 июня 1789 г. де
путаты французских Генеральных штатов, собравшиеся в Версале в Зале для
игры в мяч, приняли клятву Ч не расходиться до тех пор, пока не будет выра
ботана конституция. Ч Прим. перев.
и для штурма Бастилии.
При наличии таких побочных обстоятельств у революции существовала тол
ько одна благоприятная перспектива стать таковой Ч она должна была вос
пользоваться той притягательной силой, которой обладает все новое. Одна
ко новые властители, Фридрих Эберт и социал-демократы, были солидными и о
забоченными людьми, преисполненными скепсиса и благой рассудочности. О
тменив в первые же дни звания тайных советников и советников коммерции,
а также ордена и другие знаки отличия, они на этом и успокоились
Зафиксировано в ст
атье 109 Веймарской конституции.
. Удивительный педантизм и отсутствие интуиции, выражавшиеся во вс
ём их поведении, объясняют и тот факт, что у них совершенно не было чутья н
а требования момента, ни какого-либо большого замысла в общественном пл
ане. Это была «абсолютно безыдейная революция», как подметил ещё тогда о
дин из современников
Kessler H.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138