Выступая на Нюрнбергском процессе, офицер, быв
ший в течение многих лет начальником штаба полка Листа, сказал, что вопро
с о производстве Гитлера в унтер-офицеры поднимался, но в конечном итоге
было решено этого не делать, «поскольку мы не могли обнаружить в нём кома
ндирских качеств». Говорят, что и сам Гитлер не хотел, чтобы его повышали
Wiedemann F. Op. cit. S. 26.
.
То, что нашёл он на войне, в казармах и на солдатских биваках, было тем видо
м связи между людьми, который отвечал его естеству и характеризовался га
рантированным шансом на безликость: и снова тут он встретил форму жизни
мужского общежития, хотя и изменившуюся в том плане, что теперь, наконец, о
на соответствовала его потребностям в социальном престиже, его внутрен
нему непокою, равно как и его любви к патетике. Но и тут, как и там, его социа
льные рамки определялись его нелюдимостью и мизантропией, а также его по
ниженной потребностью в контактах. Родину, которой у него не было, он обрё
л на войне, и ничейная полоса стала его домом.
И это с абсолютной буквальностью подтверждается одним из его бывших ком
андиров: «Для ефрейтора Гитлера полк Листа был его родиной»
Ibid. S. 29. Аналогичное выска
зывание приводит X. Менд: «Окопы и команды были его миром, и ничего помимо э
того для него не существовало». См.: Mend H. Op. cit. S. 134.
. Эти слова снимают одновременно и противоречие между его, кажется,
доведённой до автоматизма дисциплинированностью во время войны и асоц
иальностью его аутсайдерства в предшествующие годы. После смерти матер
и он нигде ещё не чувствовал себя, как дома, и никогда не ощущал в такой сте
пени удовлетворённой свою одновременную тягу к приключениям и к порядк
у, к свободе и к дисциплине, как в штаб-квартирах, окопах и блиндажах на фро
нте. В противоположность щедрому на раны опыту предыдущих лет война была
для Адольфа Гитлера великим положительным моментом его формирования, «
огромным впечатлением», «грандиозным», «столь счастливым», как сам он эт
о сформулирует, безудержно приветствуя этот опыт, имевший для него, по су
ществу, метафизический ранг.
Сам Гитлер скажет, что война его перевернула
Tischgespraeche, S. 323.
. Ибо, помимо всего иного, она придала ему, чувствительному молодому
человеку, твёрдость и сознание его собственной ценности. Примечательно,
что теперь он уже не боится показаться на глаза своим родственникам Ч о
тпуск в октябре 1917 и в сентябре 1918 года он проводит у родных в Шпитале. Кроме
того, на фронте он узнал пользу солидарности, получил какие-то навыки сам
одисциплины и, наконец, ту веру в судьбу, которые будет отмечен патетичес
кий иррационализм его поколения в целом. Мужество и хладнокровие, которы
е были проявлены им под самым жестоким огнём, создали ему у однополчан св
оего рода нимб; если Гитлер рядом, говорили они, «то ничего не случится». К
ажется, эта уверенность произвела большое впечатление и на него самого;
она явно укрепила в нём ту веру в своё особое призвание, которую он настой
чиво сохранял в себе во все эти годы неудач.
Однако в то же время война усугубила и склонность Гитлера к критическим
размышлениям. Он, как многие другие, приобрёл на фронте убеждённость в то
м, что старые руководящие круги поражены бессилием, а тот строй, в защиту к
оторого он выступил с оружием в руках, одряхлел изнутри: «За этих убитых я
заставил бы ответить их командиров,» Ч поразил он как-то своим высказыв
анием одного из однополчан. Вопрос о новом порядке, который вдруг встал п
еред этим почти не интересовавшимся политикой молодым человеком из бур
жуазного круга, целиком захватил его. И хотя поначалу, по его собственным
словам, он «не лез в политику» или Ч как это звучит в другом месте, точно и
ллюстрируя аполитичность в годы жизни в Вене, Ч «так что тогда о политик
е и знать не хотел», его непреодолимая тяга к раздумьям перевернула все е
го прежние взгляды, и вскоре он стал обращать на себя внимание тем, что «фи
лософствовал о политических и мировоззренческих вопросах на примитивн
ый манер маленьких людей». Сохранилось его длинное, на двенадцати страни
цах, письмо начального этапа войны одному знакомому в Мюнхене, подтвержд
ающее это наблюдение. После подробного описания атаки, в которой ему дов
елось принять участие («Чудом остался я целым и невредимым»), он заканчив
ает своё послание следующим пассажем
Письмо Гитлера судебному заседателю Хепп
у, написанное в феврале 1915 года, фотокопия находится в Институте современ
ной истории в Мюнхене (далее Ч IfZ). Упомянутое выше замечание приводит Ф. Ви
деман (Wiedemann F. Op. cit. S. 29). To, что оно и в такой, скорее презрительной форме заслуживае
т доверия, подтверждает не только процитированное письмо, но прежде всег
о тот факт, что это замечание точно характеризует манеру Гитлера выражат
ь свои мысли вообще, сохранившуюся и в застольных беседах более поздних
лет. См. также: Wiedemann F. Op. cit. S. 24, Hitler A. Mein Kampf, S. 182.
:

«Я часто вспоминаю о Мюнхене
, и у каждого из нас только одно желание, чтобы поскорее наступил час распл
аты с этой бандой, час её разгрома, чего бы это ни стоило, и чтобы те, кому вы
падет счастье свидеться с родиной, увидели её чище и очищенной от всего ч
ужеземного, чтобы этими жертвами и страданиями, приносимыми ныне ежедне
вно многими сотнями тысяч из нас, чтобы этим потоком крови, изо дня в день
текущем супротив интернационального мира врагов, были не только разгро
млены внешние враги Германии, но и чтобы рухнул наш внутренний интернаци
оналисм (!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138