В большей степени все говорит тут за то, что его поведение в это время было
смесью из растерянности, пассивности и оппортунистического приспособ
ленчества. Даже в бурных событиях начала мая, когда добровольческие отря
ды под командованием Эппа и другие соединения захватили Мюнхен и сброси
ли власть Советов, он не принимает никакого сколь-нибудь заметного учас
тия. Отто Штрассер, бывший одно время среди его соратников, впоследствии
публично задаст такой вопрос: «Где был Гитлер в тот день? В каком уголке Мю
нхена прятался солдат, который должен был бы сражаться в наших рядах?» А в
место этого Адольф Гитлер был арестован войсками, вошедшими в город, и ок
азался на свободе только благодаря заступничеству нескольких офицеров
, которые его знали. Рассказ о якобы имевшей место попытке его ареста Цент
ральным советом представляет собой, возможно, ретушированную версию ка
к раз этого события.
Вслед за вступлением Эппа в Мюнхен начались многочисленные расследова
ния того, что происходило в городе в период власти Советов, и существуют р
азные предположения насчёт роли Гитлера в ходе этих расследований. Точн
о известно, однако, лишь то, что он предоставил себя в распоряжение следст
венной комиссии 2-го пехотного полка. Он собирает сведения для развёрнут
ых допросов, нередко заканчивавшихся чрезвычайно суровыми, нёсшими на с
ебе отпечаток ожесточённости только что утихших боев приговорами, выис
кивает солдат, служивших коммунистическому советскому режиму и, по всей
вероятности, выполняет свои задания в целом так успешно, что вскоре посл
е этого его направляют на курсы, где велось обучение «гражданственности
».

Вот тут он впервые и начинает выделяться, выступать из безликой массы, чь
я анонимность так долго и скрывала, и угнетала его. Сам он назовёт свою слу
жбу в следственной комиссии «первой более или менее настоящей политиче
ски активной деятельностью»
Hitler A. Mein Kampf, S. 227.
. Он всё ещё продолжает дрейфовать, но та струя, в которую он угодил, б
ыстро принесёт его к финишу периода его формирования, лишь смутно освеща
емого удивительной полутьмой из асоциальности и ощущения своей миссии.
Если же смотреть на все в совокупности, то бросается в глаза, что Адольф Ги
тлер, которому суждено будет стать явлением в политике этого столетия, д
о тридцатилетнего возраста не принимал в ней никакого участия. В том же в
озрасте Наполеон был уже первым консулом, Ленин находился после ссылки в
эмиграции, Муссолини стал главным редактором газеты социалистов «Аван
ти». Гитлера же, напротив, ни одна из идей, которые в скором времени понесу
т его к попытке захватить весь мир, пока ещё не подвигла ни на один хотя бы
сколько-нибудь достойный упоминания шаг; он не вступил пока ни в какую па
ртию, ни в какой-нибудь из многочисленных союзов своего времени Ч за иск
лючением венского союза антисемитов Ч дабы приблизить осуществление
своих представлений. Нет ни единого свидетельства того, чтобы хоть как-т
о проявилось его стремление к действиям, и не единого признака, который б
ы хоть в чём-то поднимался над косноязычным лепетом банальностей эпохи.

Эта отрешённость от какой бы то ни было политики может Ч хотя бы частичн
о Ч объясняться внешними обстоятельствами его становления, его одиноч
еством в Вене, ранним переездом в Мюнхен, где до того, как началась война и
увела его на фронт, он считался иностранцем; можно допустить также, что эт
о впечатление определяется и своеобразием его спутников в те годы, чьи в
оспоминания о «друге юности» и его политических симпатиях не столь полн
ы, как того заслуживал молодой Адольф Гитлер. Но ведь это может также озна
чать, что политика для него, если судить по гамбургскому счёту, тогда мало
что значила.
Он сам, выступая 23 ноября 1939 года, уже в зените сознания собственной власти,
перед высшим генералитетом, сделает поразительное признание, что он ста
л политиком в 1919 году после долгих внутренних баталий с самим собой и что д
ля него это было «самое трудное решение из всех»
Из выступления Гитлера 23 н
оября 1939 года перед высшим генералитетом, см.: Prozess gegen die Hauptkriegsverbrecher vor dem Internationalen Militaergerichtshof (дале
е Ч IMT), PS-789, Bd. XXVI, S. 328.
. И хотя это выражение, разумеется, имеет в виду трудности любого нач
ала, оно всё-таки, помимо всего, явно свидетельствует и о его внутреннем п
редубеждении по отношению к политической карьере. Вероятно, тут сыграло
свою роль и традиционно немецкое пренебрежение к тому, что вкладывалось
в понятие «текущая политика» и уже в понятийном плане воспринималось ка
к более низкий уровень по сравнению с любым крупным творческим деянием,
особенно же, если иметь в виду его безвозвратно оставленную юношескую ме
чту стать «одним из лучших, если не лучшим архитектором Германии». Уже в а
погее власти он как-то скажет, что куда охотнее скитался бы по Италии «неи
звестным художником» и что якобы только смертельная угроза собственно
й расе толкнула его на, откровенно говоря, чуждый ему путь политики
Tischgespraeche, S. 323; Libres propos, S. 11, 45.
. И тогда становится понятным, почему даже революция не затронула е
го в политическом плане. Конечно, ноябрьские события, крах всех авторите
тов, гибель династии и царивший хаос в значительной степени подорвали ег
о консервативные инстинкты, но все это не подвигло его на действенный пр
отест. Ещё сильнее, чем презрение к политическому гешефту, было у него отв
ращение к бунту и революционным интригам. Пройдёт двадцать пять лет, и он
в одной из своих застольных бесед, говоря о событиях ноябрьской революци
и, поставит знак равенства между участниками переворота и уголовниками,
видя в них лишь «асоциальное отребье», которое следует вовремя уничтожи
ть Tischgespraeche, S.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138