А та п
едантичная тщательность кисти, с которой он превращал свой населённый п
ризраками комплексов и агрессивности внутренний мир в рейнские идилли
и, свидетельствовала о его тайной тяге к неприкосновенности и идеализир
уемой красоте.
Чем явственнее крепнет в нём, в его внутренней глубине, осознание своего
творческого неумения, да и вообще своей беспомощности, тем настоятельне
е ощущает он потребность находить оправдания для собственного превосх
одства. Поэтому цинизм, с которым он поздравлял себя по поводу открытия «
зачастую бесконечно примитивных воззрений» людей, был родом оттуда же, ч
то и его склонность повсюду видеть лишь проявления самых низких побужде
ний Ч коррупцию, заговорщицкую жажду власти, беспощадность, зависть, не
нависть, Ч то есть, из стремления компенсировать свои собственные беды
за счёт всего мира. И в случае с расовой принадлежностью это тоже служило
ему в первую очередь в качестве зацепки для его потребности в индивидуал
ьном превосходстве, т. е. как подтверждение того, что он другой и выше, неже
ли все эти пролетарии, бродяги, евреи и чехи, что встречались ему на его пу
ти.
И всё-таки тяжёлым камнем, как и прежде, на него давил страх, что он может оп
уститься до уровня люмпенов, обитателей домов для бедных или пролетарие
в. Те бесчисленные фигуры, которые прошли мимо него в мужском общежитии, т
е лица из читального зала и тёмных коридоров, которые, как зеркало, отрази
ли крушения столь многих надежд и личных судеб, наложили на него свой нес
мываемый отпечаток. И фоном тут была Вена рубежа веков, город с настроени
ем эпилога и запахом тления Ч эта школа жизни и впрямь научила его мысли
ть преимущественно категориями заката. И не что иное, как страх, был главн
ым содержанием лет его формирования, а в конце даже, как это окажется, импу
льсом головокружительной динамики всей его жизни вообще. Его столь комп
актно выглядевшая картина мира и человека, его чёрствость и бесчеловечн
ость были преимущественно защитным жестом и рационализацией того «исп
уганного существа», каким видели его немногие свидетели тех лет его моло
дости См
.: Jetzinger F. Op. cit. S. 115; Kubizek A. Op. cit. S. 215.
. Куда бы ни бросил он свой взор, всюду виделись ему лишь симптомы из
нурённости, распада, расставания, признаки отравления крови, расового то
ржества, упадок и катастрофа. И этот обертон, в который он вслушивался, был
связан с тем пессимистическим жизнеощущением, которое принадлежит к гл
убинным чертам XIX века, заметно заглушая и всю веру в прогресс, и всю оптими
стическую науку эпохи. Но радикальность этого ощущения, и та бездеятельн
ость, с которой он отдался страху, стали такими индивидуальными и неповт
оримыми, что это сделало их присущими именно ему.

Как раз этот комплекс ощущений и распознается за его объяснением, почему
же он, после нескольких лет бездеятельности, эксцентричных снов наяву, п
остоянных побегов в гротесковые миры своих фантазий, покинул, наконец, В
ену. В его уверениях содержатся и эротические, и пангерманские, и сентиме
нтальные причины, выливающиеся в объяснение в ненависти к этому городу:


«Отвратителен был для меня р
асовый конгломерат, который являла собой столица империи, отвратительн
ой была эта смесь народов из чехов, поляков, венгров, русинов, сербов, хорв
атов и т. д., а между всем этим, как вечный грибок человечества, Ч евреи и сн
ова евреи. Огромный город казался мне символом кровосмешения…
По всем этим причинам всё сильнее проявлялось страстное стремление отп
равиться, наконец, туда, куда с самой ранней юности влекли меня тайные жел
ания и тайная любовь. Я надеялся сделать когда-нибудь себе имя в качестве
архитектора и так, в малом и великом, в зависимости от того, что будет угот
овано мне судьбою, честно послужить нации.
Однако в конечном счёте мне хотелось приобщиться к счастью иметь право б
ыть и действовать там, откуда когда-нибудь придёт исполнение моей самой
заветной мечты Ч присоединение моей любимой родины к общему отечеству
по имени Германский рейх»
Hitler A. Mein Kampf, S. 135 f.
.

Вероятно, эти мотивы действительно сыграли свою роль в том, что он покину
л Вену; другие же соображения, надо полагать, оказали на принятие решения
лишь большее или меньшее побочное воздействие. Он сам впоследствии созн
ался, что он так и не смог «научиться венскому жаргону»; кроме того, он обн
аружил в этом городе «в области чисто культурных и художественных дел вс
е признаки изнеможения» и счёл дальнейшее пребывание в нём бесцельным у
же потому, что для архитектора «после перестройки Рингштрассе задачи, по
крайней мере в Вене, большей частью были незначительными»
О совокупности причин
отъезда из Вены см.: Hitler А. Mein Kampf, S. 134 ff.
.
И всё же не эти причины были решающими. В значительно большей мере и здесь
сыграло свою главную роль его отвращение ко всему тому, что было нормой и
обязанностью. Выплывшие на свет в 50-х годах его военно-призывные докумен
ты, за которыми по его приказу так лихорадочно охотились ещё в марте 1938 год
а, сразу же вслед за вступлением в Австрию, исключают всякие сомнения в то
м, что им было совершено так называемое уклонение от освидетельствовани
я, т. е. он хотел увильнуть от прохождения военной службы. Дабы затемнить э
то дело, он поэтому, явившись в Мюнхен, не только зарегистрировался в поли
ции как человек без подданства, но и неверно указал затем в своей автобио
графии дату отъезда из Вены: Гитлер покинул этот город не весной 1912 года, ка
к он будет утверждать, а в мае года следующего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138