восхищался не сто
лько как политиком, сколько как эстетическим феноменом великого челове
ка“. Тем более, что взгляд Бисмарка на политику как искусство возможного,
с точки зрения Гитлера был слишком ограниченным. Ведь сам Гитлер в конце
концов „поддался соблазну увидеть своего рода закон своей жизни в возмо
жности невозможного“.
Фест усматривает глубокий смысл в определении фашизма как «эстетизаци
и политики», данном известным философом В. Беньямином. На самом деле, дост
аточно вспомнить эффектные постановки партийных съездов в Нюрнберге и
прочие литургические действа, символическое и политическое значение к
оторых великолепно раскрывает Дж. Моссе в своей книге «Национализация м
асс» См
. Mosse G. L. The Nationalization of the Masses. N. Y., 1975.
, появившейся вскоре после фестовской биографии Гитлера. К этому м
ожно добавить роль архитектуры, о чём из первых рук поведал в своих знаме
нитых мемуарах лейб-архитектор и министр Гитлера Альберт Шпеер.
Сразу же напрашивается объяснение, обусловленное личностной специфико
й Гитлера: «его театральная натура невольно всякий раз прорывалась нару
жу и толкала его на то, чтобы подчинять политические категории соображен
иям эффектной постановки. В этой амальгаме эстетических и политических
элементов ярко прослеживалось происхождение Гитлера из позднебуржуаз
ной богемы и его долгая принадлежность к ней».
Естественно, фашистская эстетизация политики связана с потребностями
манипулирования массовым сознанием и массовыми эмоциями. Это свойство
присуще тоталитаризму вообще и как своего рода заменитель реального по
литического участия людей в жизни общества.
Но есть ещё один едва ли не самый важный момент. Самоощущение художника в
озникало у всевластного диктатора на вершине могущества, когда он чувст
вовал себя способным по своей прихоти перекраивать границы, переселять
или уничтожать целые народы, создавать картину мира по собственным эски
зам.
Гитлеру не довелось бы стать диктатором, не обладай он, в отличие от множе
ства прочих политизированных аполитичных «практическим пониманием вл
асти». Хотя его конечной целью были некие фантасмагорические видения, не
складывавшиеся в более или менее связную утопию, но пути к их реализации
он избирал вполне рациональные, даже изощрённо макиавеллистские. Прису
щее ему сочетание свойств фанатика и оппортуниста оборачивалось в его п
рактической деятельности опаснейшим симбиозом авантюризма и прагмати
зма. С одной стороны, он показал себя, особенно в дипломатии, искусным такт
иком, умеющим обратить в свою пользу любую предоставляющуюся возможнос
ть, использовать малейшую слабость противника. И вместе с тем его всегда
влекла щекочущая нервы игра ва-банк. Ни один из его собратьев-диктаторов
не позволял себе такой степени риска; и Муссолини, и Сталин предпочли бы с
иницу журавлю.
Неполитический, в сущности, характер политики Гитлера ярче всего проявл
яется в его взгляде на соотношение между политикой и войной. «Маниакальн
ая фиксация на войне» вытекает из ключевой идеи гитлеровского мировозз
рения о «вечной борьбе». Фест приводит слова Гитлера о том, что война явля
ется «конечной целью политики», и когда она началась, принося один триум
ф за другим, нацистский диктатор сбросил с себя тягостные вериги политик
а. «Характерно, Ч замечает Фест, Ч что с принятием решения о начале войн
ы регулярно, иногда по нескольку раз в одной и той же речи, опять стали выд
вигаться чуждые политике альтернативы: „победа или смерть“, „мировая де
ржава или гибель“, он втайне всегда испытывал к ним симпатию». И все после
дующее развитие событий свидетельствовало, «что отход Гитлера от полит
ики проистекал не из преходящего каприза, ибо по сути он никогда не возвр
ащался в политику. Все попытки его окружения: настойчивые заклинания Геб
бельса, побуждения Риббентропа или Розенберга, даже высказывавшиеся по
рой рекомендации таких иностранных политиков, как Муссолини, Хорти и Лав
аль, были напрасны». «Политика? Я политикой больше не занимаюсь. Она мне та
к противна», Ч ответил Гитлер одному из своих дипломатов, предлагавшем
у весной 1945 года в последний раз проявить политическую инициативу. Разрыв
между видениями и политикой, который какое-то время маскировался такти
ческим искусством Гитлера, привёл к крушению «тысячелетнего рейха». В эт
ом одна из главных причин того, что Фест назвал «неспособностью к выжива
нию». Гитлер настолько тесно связал судьбу своего рейха со своей собстве
нной, что созданная им империя не пережила его гибели.
Книга И. Феста с большим запозданием доходит до российского читателя, ей
долго пришлось отлёживаться на полках спецхранов, как и большинству зап
адных работ о фашизме. Тогда был опасен эффект узнавания. При всём своеоб
разии коричневого и красного тоталитаризма сходство структур и вождей
было слишком очевидно. Теперь, двадцать лет спустя, и для многих граждан н
ашей страны это уже банальная истина, подтверждаемая повседневно орган
ичным красно-коричневым синтезом, представляющим серьёзнейшую опасно
сть для только ещё зарождающейся российской демократии.
В наши дни внимание читателей скорее привлекут поразительные аналогии
и параллели между Веймарской Германией и современной Россией. Социальн
о-экономический кризис, вакуум власти, коррупция, коллективное озлоблен
ие, политизация, утрата чувства безопасности Ч вот питательная почва дл
я фашизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138