Я был убежден в том, что и на Западе я буду
в сфере их действия.
Несмотря на все это, мысль о том, чтобы выехать на Запад на несколько лет
для работы в каком-либо университете, возникала в наших разговорах о будущем
не раз. Это происходило по той причине, что нас часто посещали профессора из
западных университетов и говорили о такой возможности. За два года после
выхода "Зияющих высот" я получил около двадцати приглашений от западных
университетов на различные сроки и даже на постоянную работу. Так что,
несмотря на пессимизм в отношении перспектив работы в логике, какая-то
надежда зарабатывать таким путем средства существования все же открывалась.
Открывалась также надежда на то, чтобы продолжать заниматься литературой в
качестве непрофессионального писателя. Но разговоры в этом направлении не
имели действенной силы. [493]
Возникла проблема с устройством дочери Полины в школу. Ей еще не было
семи лет, но она уже умела хорошо читать, писать и считать. В школе ей
устроили экзамен, чтобы убедиться в этом. Иначе ее не приняли бы. Полина
была так хорошо подготовлена, что экзаменовавшая ее учительница хотела было
записать ее сразу во второй класс. Потом ее попросили рассказать, что она
знает про "дедушку Ленина", и прочитать наизусть какое-нибудь стихотворение
о нем. Полина сказала, что она знает наизусть стихи про Винни-Пуха, а про
"дедушку Ленина" нет. И вообще, у нее такого родственника нет. Это возмутило
заслуженную учительницу. Тут стало ясно, что ее отец - тот самый Зиновьев, о
котором сейчас говорят как о "самом злобном антисоветчике". Полину в школу
все-таки приняли, но в первый класс. Оле же сказали, что в школе Полину
воспитают так, как нужно, и что в случае продолжения нашего дурного влияния
будет поставлен вопрос о лишении нас родительских прав. Так к нашим общим
тревогам прибавилась тревога за судьбу нашей дочери.
Советские люди в те годы реагировали на эмиграцию так, что это теперь
кажется безумием. Причем массы реагировали хуже, чем власти. Почему? Рухнули
массовые иллюзии насчет коммунизма. Эмигранты воспринимались как предатели,
удиравшие на Запад, где якобы люди живут как в раю, и оставлявшие массы
советских людей жить вечно в свинских коммунистических условиях. Эмиграция
выступала как разоблачение бесперспективности коммунистического рая, и массы
перенесли свой гнев по этому поводу на тех, кто разоблачал эту
бесперспективность. Это коснулось также и "внутренних эмигрантов", включая и
мою ситуацию. Люди в одну кучу сваливали разнородные явления. Мое поведение
они тоже воспринимали как предательство по отношению к ним. И чем правдивее
и успешнее были мои книги, тем сильнее была ненависть ко мне. Про нас
распространяли слухи, будто Ольга, "злой гений", заставила меня написать
"Зияющие высоты" с целью эмигрировать. Одним из аспектов реакции на мой
поступок было то, что занизили и опошлили мотивы моего поведения и утопили в
массе заурядных эмигрантов, удиравших на Запад за более жирным куском благ.
Я это понимал и всячески уклонялся даже от самой мысли об эмиграции.

[494]
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА РОДИНЕ
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Я уже попал в
неподконтрольный мне поток жизни, становился марионеткой обстоятельств. Это
противоречило всем моим жизненным установкам и привычкам. Выход из этой
тревожной ситуации нашелся сам собой, помимо нашей воли. Власти решили не
создавать из меня нового великомученика наподобие Солженицына и Синявского.
В конце июля нас навестил Р. Медведев (мы с ним встречались уже несколько
раз до этого) и сказал, что, по его сведениям, меня решено лишить
гражданства и выслать на Запад, но без скандала, который повысил бы интерес
к моим книгам, а спокойно, под видом приглашения из какого-то западного
университета. Я в это сообщение не очень-то поверил. Я уже подавал заявление
о разрешении на поездку в США по приглашению Йельского университета, но мне
отказали. И я решил больше никогда с аналогичными просьбами никуда не
обращаться. Через день после визита Р. Медведева я получил открытку из ОВИРа
- из организации, занимающейся оформлением документов на поездки за границу.
Я ее выбросил. На другой день у нас "случайно" появился человек, который
якобы сопровождал свою родственницу в ОВИР и ему якобы кто-то сказал, что
мне дано разрешение на эмиграцию. Я сказал, что эмигрировать не хочу. Рано
утром следующего дня к нам заявился посыльный с письменным предложением
явиться в ОВИР в неприемный день с паспортом. Он доставил нас на своей
машине туда. Там у нас отобрали паспорта и вручили "заграничные" с
предложением в течение пяти дней выехать в ФРГ, в Мюнхен. Среди приглашений
из западных университетов у меня было и приглашение из Мюнхенского.
Приказание покинуть страну застало нас врасплох и ввергло в шоковое
состояние. Для нас высылка из страны была наказанием, которое было с
какой-то точки зрения предпочтительнее тюрьмы и внутренней ссылки. Однако
тюрьма и внутренняя ссылка должны были окончиться, и мы могли вернуться к
нормальной жизни, пусть на более низком уровне. Высылка же на Запад была
навечно, мы это понимали, и это пугало нас [495] больше всего. К тому же я
был далеко не молод, у нас была маленькая дочь. Оля знала, что с ее
профессией найти работу на Западе будет практически невозможно. На Западе у
нас не было никаких родных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187