Два брата (Василий и Алексей) служили
в армии. Василий был в офицерской школе, Алексей отбывал воинскую
повинность. Он присоединился к нам в 1948 году. У сестры скоро родился сын.
Начались годы жизни, которые я называю сумасшедшими.

СУМАСШЕДШИЕ ГОДЫ
Положение в стране оказалось много хуже того, как мы его представляли по
слухам, живя за границей в сказочном благополучии. Годы 1946 - 1948-й были в
истории страны, может быть, такими же трудными, как годы Гражданской войны и
послереволюционной разрухи. Война все-таки вымотала страну до предела.
Миллионы людей были оторваны от нормальной жизни и привыкли к военной, в
некотором роде беззаботной жизни. Переход к мирной жизни оказался весьма
болезненным. Мы выстояли эти годы только благодаря тому, что собрались
вместе.
Мне как демобилизованному офицеру были положены кое-какие продукты
питания на целый месяц - хлеб, мука, крупа, сахар. Случилось так, что я смог
отовариваться (т. е. получить эти продукты) лишь после переезда матери с
детьми в Москву. Когда я принес это ска[246] зочное богатство домой, у нас
началось буквально опьянение от еды. За все годы колхозов и войны мать,
младшие братья и сестра даже мечтать не могли о таком хлебе, какой я принес,
и о таком сладком чае. Да и остальные члены семьи поголодали основательно.
Моя стипендия была мизерная. Так что я должен был подрабатывать. Я
работал грузчиком, землекопом, вахтером, маляром, лаборантом на кирпичном
заводе, инженером в инвалидной артели детской игрушки. Подрабатывать
приходилось по вечерам и по ночам - днем я должен был посещать университет.
Хотя на посещаемость бывших фронтовиков смотрели сквозь пальцы, пропуски
занятий все же были нежелательны с точки зрения интересов учебы. Программа
была чрезвычайно напряженная. Мы изучали математику, физику, биологию,
историю, литературу и т. д. И ко всему прочему, надо было выкраивать время
на "культурное" времяпровождение, т. е. на пьянство и развлечения.
Эти годы дали мне массу материала для литературной деятельности, но если
бы мне предложили пережить их снова, я отказался бы. Это были годы бытовой
нищеты, разочарований и вынужденной преступности. Не хочу лишний раз
говорить о том, в каких бытовых условиях мы жили. Чтобы как-то улучшить их,
мы начали изнурительную борьбу за то, чтобы превратить в жилую комнату для
сестры с мужем и ребенком часть подвала площадью в 6 кв. м.,
использовавшуюся до войны под склад для дров и картошки. Практически эта
часть подвала пустовала. Тут не было пола. И вместо окна была отдушина,
через которую лазили кошки. Битва продолжалась почти два года. Мы писали
заявления во все органы власти, писали письма депутатам всех уровней, писали
Ворошилову, Буденному и самому Сталину. Участие в нашем сражении принял
агитатор с избирательного участка, бывший офицер-фронтовик. Тогда он
донашивал военную одежду, ютился в комнатушке вроде нашей, работал на
какой-то маленькой должности в каком-то министерстве. Со временем он сделал
карьеру и стал очень важной персоной (кажется, заместителем министра). Но в
1946 - 1948 годы он был одним из таких, как мы, и оказал нам помощь
огромную. Разрешение на комнатку мы получили. [247]
Я сказал, что это были годы вынужденной преступности. Вообще в годы войны
и в послевоенные годы (особенно в эти, сумасшедшие) неслыханных размеров
достигла подделка и изготовление всякого рода документов. За большие деньги
можно было купить даже документы на звание "Героя Советского Союза", включая
изготовление фальшивых газет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о
присвоении этого звания. По знакомству и за взятки можно было приобрести
любые справки. Техника подделки справок и вообще документов была обычно
примитивной. Хлором, который в изобилии находился в общественных туалетах,
вытравливали один текст и вместо него вписывали другой - документы обычно
заполнялись чернилами или химическим (чернильным) карандашом от руки. Печати
делались на бумаге химическим карандашом или чернилами, переводились на
круто сваренный яичный белок и затем переводились на нужную бумагу. Такие
подделки, как правило, не разоблачались потому, что их было слишком много и
разоблачение их не имело смысла. Они немного облегчали жизнь людям и
фактически выполняли работу, которую, по идее, должно было бы выполнять
государство. Разумеется, бесчисленные жулики наживались на этом. И многие из
них разоблачались, судились и пополняли ряды заключенных. После войны число
репрессированных стало стремительно расти.
Помимо махинаций с документами, люди совершали массу других преступлений,
включая спекуляцию, обман и просто воровство. Я приведу несколько примеров
из моей личной жизни. Эти примеры далеко не самые худшие. Но они достаточно
наглядно характеризуют вынужденную преступность в массе обычных людей,
совсем не склонных к преступности. Преступность уголовная и преднамеренная
вырастала на основе этой безобидной бытовой преступности, была ее крайней
формой.
Вечерами я вместе с другими студентами ходил довольно часто на
железнодорожные станции разгружать вагоны с картошкой, с каким-то
оборудованием в ящиках, с дровами и иногда с фруктами и съедобными в сыром
виде овощами. С нами часто расплачивались не деньгами (деньги оставляли себе
бригадиры и более высокие начальники), а картошкой, яблоками, морковью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187