Внуки вообще уже
были вполне советскими людьми. Одним словом, вся наша родственная группа без
особых потерь перенесла великий перелом в русской истории и включилась в
историю советскую. Этот факт заслуживает внимания хотя бы уже потому, что
никто из наших родственников не скомпрометировал себя недостойным поведением
во все трудные и сложные годы послереволюционной русской истории. Я был
первым и единственным изо всех, кто имел шансы быть уничтоженным в качестве
"врага народа", да и то по причинам качественно иного рода.

РОД ЗИНОВЬЕВЫХ
Родители моего отца Яков Петрович и Прасковья Прокофьевна Зиновьевы
считались в наших краях, с одной стороны, своего рода аристократией и, с
другой стороны, странными людьми. Насчет происхождения деда ходили всякие
слухи, достоверность которых проверить [32] уже невозможно. Лет двадцать
назад один из моих родственников обнаружил какие-то документы, касающиеся
нашей родословной. Но я не берусь высказывать какие-то суждения на этот
счет. И теперь эти документы, если они на самом деле существовали, вряд ли
доступны для любопытных. Дедушка пришел в нашу деревню из другого района.
Как тогда говорили, он "пришел в дом", т. е. стал жить в доме жены. Он очень
мало говорил о своем прошлом и о предках.
После женитьбы и рождения отца бабушка тяжело заболела неизлечимой
экземой ноги и осталась инвалидом на всю жизнь. Ее жизнь превратилась в
сплошное страдание, но она так и не позволила ампутировать ногу. Боли в ноге
были особенно сильными по ночам, так что в течение более чем пятидесяти лет
у нее не было ни одной ночи, когда она спала бы. Весьма возможно, что это
беспрерывное страдание, происходившее на наших глазах, и терпение, с каким
это страдание переносилось, внесло свою долю в развитие психологии и даже
идеологии обреченности на страдания в нашей семье.
Дедушка Яков, насколько я его помню, был очень добрым и задумчивым
человеком, как говорится, "человеком не от мира сего". Он боялся даже голос
повысить на бабушку. Надо отдать ей должное, она никогда не злоупотребляла
своей властью. Она тоже была очень доброй и отходчивой. Еще более мягким
человеком был мой отец. Я за всю жизнь ни разу не слышал, чтобы он
кого-нибудь обругал или вообще как-то обидел. Даже в те периоды, когда дед и
отец подолгу жили в деревне, наказание детей (а нас было за что наказывать)
было функцией бабушки и матери. Вместе с тем эта их мягкость сочеталась с
поразительной стойкостью в некоторых ситуациях. Например, дед и отец
категорически отказались вступить в колхоз. Отец просто уехал в Москву. А
дед так и дожил жизнь в деревне, не будучи колхозником. Или другой пример.
После расстрела "врага народа" Зиновьева отцу предложили поменять фамилию.
Он наотрез отказался, мотивируя отказ тем, что наш род Зиновьевых является
древним русским родом, а тот "Зиновьев" был вовсе даже не Зиновьевым, а
каким-то Апфельбаумом. Это качество деда и отца быть мягкими и уступчивыми,
но в критические и важные моменты [33] проявлять непоколебимую стойкость
(даже упрямство) перешло ко всем моим братьям. Сестры унаследовали
способность бабушки и матери доминировать в семьях.
Дед был совершенно неприспособлен к деревенским работам. Зато дом наш он
отделал так, что смотреть на него приходили из отдаленных деревень. Он был
хорошим столяром и маляром. Всю мебель в доме он сделал сам, причем по
городским образцам. Все комнаты обшил фанерой и покрасил. Из Москвы он
привозил книги, картины, иконы. Икон в доме было очень много. Священник отец
Александр, часто бывавший у нас, говорил, что такие иконы могли бы быть
украшением его церкви.
Дедушка и бабушка много читали и пересказывали нам, внукам, прочитанное.
Они были религиозными, но без фанатизма, в каком-то романтическом, сказочном
и даже детском смысле. Бабушка перенесла непрекращающиеся физические
страдания в течение стольких лет лишь благодаря вере и постоянным молитвам.
Я много раз слушал ее разговоры с Богом и со своей ногой. Впоследствии я
замечал, что непроизвольно следовал ее примеру. Изобретая свою систему
жития, я припоминал кое-что из того, что усвоил в детстве. Например, я
разговаривал с болевшими частями тела как с особыми существами. Я старался
убедить их в том, что их болезненное состояние вредит нам обоим. Когда
нападала бессонница, я коротал время изобретенными мною молитвами, похожими
на те, которые бабушка твердила в течение более чем пятидесяти лет бессонной
жизни. Многое из этого я приписывал моим литературным персонажам. Например,
бабушка каждую ночь благодарила Бога за то, что он дал ей жизнь, говорила,
что другим живется еще хуже, что страдания суть тоже жизнь. В книге "Живи"
эта мысль стала лейтмотивом жизни главного ее героя. Только, в отличие от
бабушки, он был атеистом и не выдержал испытания до конца. Между прочим,
идея сделать этого героя безногим возникла под влиянием воспоминаний о
болезни бабушки. То, что я сделал причиной несчастья моего героя атомные
эксперименты, было делом второстепенным.
Бабушка ни разу не видела железную дорогу. Дедушка еще мальчиком ходил в
Москву пешком. Я был пи[34] лотом на первоклассном для своего времени
самолете и регулярно летаю пассажиром на таких самолетах, о каких даже
подумать не смели еще несколько десятилетий тому назад. И все же есть
вневременной разрез бытия, в котором мы остаемся равноправными партнерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187