И уже через год он вышел в свет с названием "Роль народных масс в
истории". Я по этому поводу написал для стенгазеты стихотворение, в котором
были слова от имени Каммари: "Я воспевать теперь намерен роль личности...
тьфу, извиняюсь, масс". И за это я жестоко поплатился. После Каммари
редактором журнала стал Митин. Кстати сказать, он был лучшим редактором
журнала, чем сменившие его "либералы". Продвинулись по служебной лестнице
сталинисты П.Н. Федосеев и Ф.В. Константинов. Они по очереди были
директорами института и академиками-секретарями Отделения АН СССР, стали
полными академиками. Федосеев стал вице-президентом Академии наук. Оба они
занимали одновременно множество руководящих постов. Короче говоря, все
крупнейшие [315] фигуры в идеологии сталинского периода сохранили в своих
руках руководство идеологией. Десталинизация идеологии происходила под их
руководством. Один из самых гнусных сталинистов М.А. Суслов стал главой
советской идеологии и со временем одной из главных и зловещих фигур в
советском руководстве.
Но эти зубры идеологии были где-то наверху. Нам приходилось иметь дело со
сталинскими монстрами рангом поменьше. В Институте философии этих монстров
возглавляла Е.Д. Модржинская, бывшая начальником личной канцелярии Берии и
полковником "органов". Она была необычайно энергичной и фанатичной
коммунисткой. Во всяком случае, она претендовала на такую роль. Личность она
была в высшей степени колоритная. В моей книге "Желтый дом" она послужила
прототипом для "Суки Тваржинской".

МОЯ ЖИЗНЬ
Весной 1954 года я сдал свою диссертацию на обсуждение на "малом" ученом
совете. Обсуждение превратилось в настоящее сражение, длившееся более шести
часов. Профессора обвиняли меня во всех возможных отступлениях от
марксизма-ленинизма. Студенты и аспиранты моей группы громили их и
высмеивали их невежество. На обсуждение пришло много людей с других
факультетов и даже извне университета - слух о необычной диссертации
распространился по Москве. Пришел, в частности, молодой кинорежиссер Г.
Чухрай с группой своих артистов. Потом мы стали друзьями. С Чухраем меня
познакомил мой друг Карл Кантор, о котором я уже упоминал.
Ученый совет решил не выпускать диссертацию на защиту на "большом" ученом
совете.
После обсуждения мы с Карлом и Чухраем пошли к М. Донскому, одному из
ведущих тогда советских кинорежиссеров, надеясь на то, что тот сможет мне
помочь. Наши надежды оправдались. Тогдашний заведующий отделом пропаганды ЦК
КПСС Г.Ф. Александров, бывший одним из ближайших идеологических советников
Сталина, был другом М. Донского. Последний позвонил Александрову, [316]
рассказал о решении ученого совета не допускать диссертацию на защиту.
Александров пообещал уладить дело. Буквально через день мне сообщили, что
ученый совет пересмотрел свое решение путем личного опроса членов совета, и
моя диссертация была допущена к защите. Таким образом, один из самых заядлых
бывших сталинистов поддержал работу бывшего антисталиниста, даже не
посмотрев ее. Такие явления в сталинские годы были возможны. Я уверен в том,
что в послесталинские "либеральные" годы такие книги, как "Тихий Дон"
Шолохова и "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" Ильфа и Петрова, не были
бы напечатаны - не допустили бы сами писатели. Опять-таки один из парадоксов
советской жизни: если бы сталинисты во главе с Г. Александровым удержались
еще три-четыре года, моя немарксистская диссертация о Марксе была бы
напечатана, я сразу стал бы доктором наук и профессором, а может быть, был
бы даже назначен на высокий пост. Несмотря ни на что, у сталинистов было
больше пиетета к таланту, чем у "либералов".
Защита диссертации тоже превратилась в манифестацию. Многие выступавшие
требовали напечатать ее. Это напугало философское начальство. Степень
кандидата мне присудили, но потом четыре года не утверждали:
покровительствовавший мне Александров потерял все свои позиции. Диссертацию
изъяли из открытого фонда Библиотеки имени В.И. Ленина и из Библиотеки имени
Горького (последняя - университетская библиотека). Выдавали ее читать только
по особому разрешению. Насколько мне известно, этот запрет сохранился вплоть
до выхода "Зияющих высот". Один из моих почитателей попытался в 1977 году
получить разрешение, но ему отказали.
Одна характерная деталь, связанная с диссертацией. Пока Сталин был жив, я
принципиально не хотел ссылаться на него, как это по обязанности делали все.
Мой научный руководитель не хотел выпускать главы диссертации на обсуждение
на кафедре из-за этого. После смерти Сталина сразу же прекратились ссылки на
него. Я из духа противоречия включил работу Сталина "О диалектическом и
историческом материализме" в список использованной мною литературы. Мой
научный руководитель на сей раз был категорически против. Стали[317] низм
пустил корни в души людей настолько глубоко, что сталинисты начали предавать
своего кумира сразу же. как только предательство становилось неопасным и
даже выгодным для них. Последующая история страны дала бесчисленные примеры
такого рода. Шут Хрущев, плясавший и кривлявшийся по приказу Сталина,
превратил критику Сталина в личное оскорбление и окарикатуривание
последнего.

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
В декабре 1954 года я был принят на работу в Институт философии Академии
наук СССР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187