Это стало превращаться в
моду. Возникла довольно сильная тенденция обходиться без ссылок на классиков
марксизма даже в философских работах, затрагивавших проблемы, считавшиеся
вотчиной марксизма. Стали учащаться ссылки на мои сочинения. Я приобретал
неофициальную популярность среди молодежи в философских и околофилософских
кругах. Естественно, возникло желание лишить меня такой
"экстерриториальности" и приобщить к марксизму. Выражалось это в том, что
меня обязывали делать ссылки на классиков марксизма, угрожая в противном
случае не пустить мои работы в печать. Я делал вид, что соглашался с
требованиями, но всяческими способами ухитрялся избегать этого. Иногда я
вычеркивал эти ссылки уже в корректуре.
Кульминационным пунктом усилий приобщить меня к марксизму была такая
история. В связи с резко возросшим общим интересом и уважением к логике
вице-президент АН СССР П.Н. Федосеев предложил выступить мне с докладом в
президиуме Академии наук. На докладе присутствовали видные специалисты в
области математической логики, в том числе академик П.С. Новиков, выдающийся
математик, лауреат Ленинской премии. Мой доклад был одобрен. Казалось,
передо мною открывалась прекрасная перспектива. Через некоторое время меня
вызвали к Федосееву. Он высоко оценил мою деятельность. Сказал, что меня
собираются избирать в члены-корреспонденты академии, что для меня надо
создать особый отдел логики или особую лабораторию. Пообещал устроить мои
жилищные дела, до[415] биться получения для меня отдельной квартиры сверх
норм академии. Но я должен публично обозначить мою "партийную
принадлежность", т. е. заявить четко и определенно в печати, что я являюсь
марксистом-ленинцем, что я провожу мои исследования не с позиций логического
позитивизма, а с позиций марксизма. Федосеев предложил мне написать на эту
тему статью для "Вопросов философии", а еще лучше - для "Коммуниста", обещая
содействие в печатании. Опубликоваться в "Коммунисте" было не так-то просто
без протекции. Сам факт такой публикации означал, что автор статьи имеет
поддержку в высших партийных органах. Это являлось важнейшим шагом в
карьере. Федосеев был уверен в том, что я ухвачусь за такое лестное и
перспективное предложение. В его практике еще не было случая, чтобы кто-то
от этого отказался.

ПОСЛЕДСТВИЯ
Я оказался в затруднительном положении. Отказываясь от предложения
Федосеева, я, естественно, лишался тех благ, какие мог иметь в случае их
принятия. Но меня эти блага не соблазняли. Я не мог принять это предложение,
так как это противоречило моим принципам и испортило бы мою репутацию,
которой я дорожил. А мой отказ ухудшил бы мои перспективы. Я решил
уклониться от предложения, постепенно "замотав" его. Я рассчитывал на то,
что Федосеев "остынет" в отношении своих намерений "поднять" меня. И просто
позабудет о такой мелочи. Но я ошибся. Сотрудник "Коммуниста", работавший в
отделе, где предполагалась публикация моей статьи, несколько раз спрашивал
меня, когда я принесу статью. Я откладывал. Наконец он сам предложил
написать за меня статью. От меня требовалось лишь поставить мою подпись. На
сей раз я категорически отказался.
Последствия моего отказа я чувствовал во все последующие годы. Меня
несколько раз выдвигали в члены-корреспонденты Академии наук и каждый раз
мою кандидатуру отклоняли в ЦК.
Меня выдвигали на Государственную премию. Результат был тот же. Попытки
приобщения меня к марксиз[416] му после этого не прекратились. Их
предпринимал и бывший сталинист Ф.В. Константинов, ставший директором нашего
института, и либерал П.В. Копнин, сменивший его на посту директора. Забавно,
что один из самых отпетых бывших сталинистов М.Б. Митин, опубликовавший мою
первую статью в "Вопросах философии", категорически предостерегал меня от
"флирта с марксизмом" (это его слова). Однажды мне позвонили из редакции
газеты "Известия" и сообщили, что моя статья принята к публикации. Никаких
статей в эту газету я не посылал. Кто-то сочинил эту гнусную марксистскую
статью от моего имени. Я предполагаю, что это сделал мой бывший друг Эвальд
Ильенков. Он мог это сделать в порядке хохмы, которыми мы регулярно
обменивались. Но эта хохма выходила за рамки шуток. Мое предположение
основывается на том, что его открытые письма в президиум АН СССР и в ЦК
насчет моего "логического позитивизма" по стилю были похожи на "мою" статью
в "Известиях". Я потребовал произвести расследование по поводу подлога. Но
по указанию Федосеева дело замяли.
Мой отказ заявить о себе как о марксисте помешал мне сделать карьеру, к
которой я и сам не стремился, но мое уже достигнутое положение не затронул
существенным образом сразу же. Очевидно, он сработал позднее как дополнение
к другим причинам моего "падения". Во всяком случае, меня после этого
все-таки назначили заведовать кафедрой логики, членом редколлегии журнала
"Вопросы философии" и членом экспертной комиссии при Министерстве высшего
образования. Когда меня утверждали на заведование кафедрой, произошел
комичный случай. Меня спросили, верно ли это, будто я недооцениваю
марксистскую диалектическую логику. Я сказал, что это неверно. Мои
собеседники, довольные, заулыбались. "Если человек недооценивает что-то, -
закончил я свою мысль, - то он это все-таки как-то ценит. А я так называемую
марксистскую диалектическую логику просто презираю как шарлатанство".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187