Это объясняло многие странности, подмеченные Гуннаром за мальчиком в своих снах, например, частые разговоры с самим собой, временами проскальзывавшие в его поведении девчоночьи манеры или венок из полевых цветов, в котором он однажды ехал.
Рассказ ребят потряс меня до глубины души. То, что случилось с Беатрисой, выходило за рамки возможного, противоречило всему, что я знала и чему учили лучшие в мире маги. Весь накопленный за многие тысячелетия опыт однозначно свидетельствовал о том, что земное человеческое тело можно временно подчинить, взять под контроль, заставить выполнять приказы, однако в него нельзя вселиться по-настоящему – так, чтобы жить в нем, как в своем собственном. В истории было известно немало попыток перевоплощения, но все они заканчивались неудачей, а ученые мужи уже давным-давно аргументированно доказали, что в теле человека не может жить никто, кроме его, как бы получше выразиться, законного хозяина.
И вот оказалось, что все-таки может. Тело Беатрисы захватил кто-то неведомый (даже страшно подумать кто), а она, в свою очередь, совершила целых два перевоплощения, последнее и произошло перед самым нашим появлением. Ребята клятвенно уверяли, что это случилось помимо их воли, они просто хотели помочь несчастной Цветанке, а в результате Беатриса неожиданно вселилась в ее тело.
Когда бедная девочка узнала, что ее новое тело прежде принадлежало моей золовке, она горько расплакалась и стала просить у меня прощения. Я молча обняла ее, еле сдерживаясь, чтобы самой не зареветь. Про себя я последними словами проклинала свою неопытность и медлительность – ведь успей мы сюда хоть на день раньше, нам, без сомнения, удалось бы спасти Цветанку. Но сразу вслед за тем я придумала себе оправдание: будь я опытной путешественницей, мы пришли бы сюда еще две или три недели, то есть слишком рано, и не застали бы здесь никого.
– Я бы, скорее всего, уничтожила ведьмино логово для подстраховки – но сестре Владислава это не помогло бы. Так что дело здесь вовсе не в моей неопытности или медлительности, а в элементарном невезении. Просто мы явились чуть-чуть позже, чем следовало. Немного успокоившись, Беатриса спросила:
– А тот мальчик… или ангел, который очень похож на вас, он действительно ваш брат?
– Да, – ответила я.
– А старшего из мальчиков вы тоже знаете?
– Они оба мои братья. Их зовут… звали Сигурд и Гийом.
– Значит, тот мужчина – ваш отец?
– Нет, это Ривал де Каэрден. Когда-то он был опекуном нашего отца, а потом погиб, защищая его от колдуна Женеса.
Марк изумленно уставился на меня.
– Сигурд? Гийом? Ривал де Каэрден?.. Так вы та самая принцесса Инга?!
Я через силу улыбнулась.
– Ты слышал эту историю?
– Конечно, слышал. И Беа тоже. Все о вас знают, а тем более – мы. Ведь мы с вами… ну, вроде как родственники. Правда, дальние.
– Вот как? – заинтересовался Гуннар. – И через кого?
– Наша прабабушка, – объяснила Беатриса, глядя на меня сияющими глазами, – мама нашего дедушки по папиной линии, была родом с Лемосского архипелага. Ее отец, граф Норман де Фриз с Грани Оттис, был сыном леди Мелиссы, принцессы Арранской, чья мать была дочерью Абеля д'Ивэйна, третьего сына короля Лиона Бернарда Второго, вашего предка, госпожа.
Гуннар кивнул:
– Теперь ясно, почему львиная шкура признала вас за своих.
Марк вопросительно посмотрел на него:
– Вы что-то знаете о ней?
Гуннар принялся рассказывать им о короле Ивэйне и его шкуре. Ребята сидели рядышком на траве и внимательно снушали. Леопольд, удобно устроившись у меня на коленях, растерянно молчал. Он молчал с тех самых пор, как Беатриса заявила, что она не Цветанка. Впервые на моей памяти кот был так сбит с толку, что напрочь лишился дара речи. Все случившееся было выше его понимания. Он видел перед собой сестру Владислава, которую узнал на Истре, и в его голове никак не укладывалось, что теперь это не она, а совсем другая девочка. Такие вещи были непостижимы для его детского ума.
На самый конец своей истории Гуннар припас для Марка неприятный сюрприз, сообщив ему, что уже после однократного использования шкуры у человека развивается зависимость от нее. Мальчик мигом побледнел и с дрожью в голосе спросил:
– А… а что это значит?
– Теперь ты не сможешь с ней расстаться, – объяснил Гуннар. – Она должна всегда быть рядом с тобой, а желательно – на тебе. Ты когда-нибудь пробовал отходить от шкуры дальше чем на десять шагов?
– Ну, наверное, когда купался.
– И что ты тогда чувствовал?
– Мне было очень неуютно. – Марк прикоснулся ладонью к своей груди, где перекрещивались львиные лапы. – Но я думал, что это просто страх перед незнакомым окружением. Ведь мы с Беа слабенькие маги, а шкура дает нам чувство уверенности в себе, защищенности. Когда она рядом со мной, а особенно когда она на мне, я не чувствую себя таким уязвимым.
– В том-то и дело, – сказал Гуннар. – Именно об этом предупреждает в своем завещании король Ивэйн. Он пишет, что шкура словно вобрала в себя всю его смелость. Без нее он становился законченным трусом, пугался любого громкого звука или резкого движения, во всех окружающий видел врагов, жаждущих его смерти. Однажды Ивэйн попробовал провести целый день вдали от шкуры, но не смог – во время приема чужестранных послов он вдруг заподозрил, что те сговорились со стражей убить его, спрятался за своим троном, забаррикадировался там и наотрез отказывался выходить. Дело закончилось тем, что один из слуг смекнул, в чем дело, и быстренько принес ему шкуру. С тех пор он не расставался с ней ни на минуту и дожил до глубокой старости, никого и ничего не боясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119