А когда тот вошел во двор, монах двинулся было ему навстречу, но затем, видимо, передумал и остался в своем укрытии. Как мне кажется, он сообразил, что в таком взвинченном состоянии мальчишка сначала прикончит его для подстраховки, а лишь потом начнет разбираться, кто он и с чем пожаловал. Хотя не исключено, что позже монах все-таки открылся – этого я не знаю, потому что вскоре проснулся.
– Покажи мне того монаха! – попросила я, испытывая какое-то странное предчувствие.
И оно не обмануло меня – на переданной Гуннаром «картинке» я увидела того самого лжемонаха, который больше года назад пытался натравить на нас с Владиславом загорян. Очевидно, для создания обоих Эмиссаров была использована одна и та же телесная матрица, а это значило, что и тот и другой, скорее всего, были направлены одним… нет, не человеком – существом.
– Вот черт! – в сердцах проговорила я, и сказано это было не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. – ты можешь не сомневаться, кузен: то, что тебе приснилось, не было плодом твоего воображения. Этот сон отражал объективную реальность – если не целиком, то частично.
– Так ты знаешь этого монаха?
– Я знаю его хозяина, – уклончиво ответила я, решив повременить с подробностями. – Но продолжай. Что было дальше?
– Этот сон произвел на меня сильное впечатление, однако всерьез я к нему не отнесся, а со временем почти позабыл о нем. Сама понимаешь: мало ли что может присниться человеку, тем более что весь прошедший год я часто думал о шкуре, ломал себе голову, как ее отыскать. А накануне прибытия на Истру мне снова приснился тот паренек – и опять на нем была шкура Ивэйна. Он ехал верхом на лошади через Грани.
– По Трактовой Равнине?
– Нет, просто переходил с Грани на Грань сквозь Ребра. Мне кажется, хотя ручаться за это не могу, что он за кем-то следовал. Или следил. Позавчера ночью этот сон повторился… Нет, не в том смысле, что я увидел его точное повторение. Сон был другой, но очень похожий на предыдущий: мальчишка продолжал свое путешествие, все ехал и ехал, болтал сам с собой на незнакомом мне языке, а к концу моего сна решил сделать привал. Я проснулся, когда он сидел у костра, готовил себе ужин и напевал какую-то песню. – Гуннар хмыкнул. – И вот эта песня добила меня окончательно. Я не мог сам сочинить ее – ни во сне, ни наяву. Я очень слаб в стихосложении, тем более по-латыни. А что касается музыки, то в детстве мне медведь на ухо наступил. Было бы вопиющей несправедливостью, если бы я, бесталанный, сочинил такую замечательную песню.
– Ты помнишь ее?
– К сожалению, нет. Когда я проснулся, слова мигом вылетели из моей головы. Кажется, в ней пелось об учителях и студентах, об академии…
– А ну постой! Случайно не эта?
И я тихо Напела:

Vivat Academia
Vivant professores
Vivat membram qudlfbet…

Глаза Гуннара сверкнули.
– Да, точно она! – перебил он меня. – Ты ее знаешь?
– Ясное дело. Ведь это «Гаудеамус» – популярный на Основе студенческий гимн.
– Значит, паренек родом с Основы?
– Необязательно. «Гаудеамус» известен и на Гранях. Его можно услышать в инквизиторских школах и академиях, в других учебных заведениях для магов.
Гуннар бросил окурок на землю и раздавил его каблуком.
– Ну то, что мальчишка маг, ясно и без песни. Притом довольно сильный маг, раз сумел снять со шкуры охранные чары, которые не позволяли воспользоваться ею никому, кроме потомков Ивэйна. – Он на секунду умолк и тряхнул головой:
– Нет, не получается. Если бы парень был таким умелым магом, то шел бы по Трактовой Равнине, а не сквозь Ребра. Да и вообще, тогда бы ему не понадобилась шкура. Здесь что-то не то.
– Почему же, – возразила я. – Все то. Во-первых, чары мог снять Женес. Или кто-то другой, к кому затем попала шкура. А во-вторых, мальчик вполне может быть потомком Ивэйна. Посчитай, сколько поколении сменилось за двенадцать с лишним веков, и прикинь, в жилах скольких людей должна быть хоть капля крови нашего предка. Тем более что род Ивэинов, насколько я могу судить по своим скудным знаниям из истории Агриса, всегда славился своей плодовитостью.
– Возможно, возможно, – не стал спорить Гуннар. – Сейчас я затрудняюсь назвать хотя бы один из известных мне королевских домов Лемосского архипелага, с которым мы не были бы связаны кровным родством. Да и в соседних архипелагах живет немало наших родичей. Поэтому все может быть. Правда, я всегда считал, что шкура признает за «своих» только потомков Ивэйна по мужской линии – то есть, по-научному, носителей его игрек-хромосомы… А впрочем, какая разнина! Меня больше занимает другое: что значат мои сны, почему они мне снятся?
– Я думаю, особого подтекста искать в них не стоит, – сказала я. – Скорее всего, они значат именно то, что ты видел: какой-то мальчик завладел шкурой Ивэйна, перебил кучу зомби и сейчас куда-то направляется. Остается выяснить лишь самую малость: кто этот мальчик, где он взял шкуру, как оказался в компании восставших мертвецов и наконец куда он держит путь? – Я усмехнулась. – Ну а почему тебе снятся эти сны, вопрос посложнее. Одно из возможных объяснений кроется в уже упомянутой тобой игрек-хромосоме. Она хранит в себе наследственную память всех твоих предков по мужской линии, в том числе и короля Ивэйна, который многие годы носил львиную шкуру. Так что связь с ней у тебя есть – и, может, поэтому ты видишь свои сны.
Гуннар в задумчивости потер подбородок.
– Интересная мысль. Но это, скорее, ответ на вопрос «как». А вот «почему» – в смысле «зачем», «для чего», «с какой целью», – остается неясным.
– Мне тоже хотелось бы это знать. Одно несомненно: тот мальчик каким-то образом связан с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119