а позже, вечером, наступает черед истории, философии, имперского и международного права, прочих гуманитарных дисциплин. И вот так – пять дней в неделю, уже почти восемь месяцев, с тех самых пор как в начале мая мы прибыли в Вечный Город и поселились в королевском дворце, который назывался Палатинум.
Правда, назавтра никаких занятий не намечалось. Всю последнюю неделю христиане разных конфессии, в обшей сложности составлявшие половину населения Империи, а также иудеи-мессиане и представители некоторых мусульманских сект отмечали рождественские праздники, которые здесь, в отличие от Основы, начинаются в вечер Сочельника, 21 декабря. Торжества были тем более пышными, что проходили в канун нового тысячелетия, которое, как известно, должно начаться в полночь на 1 января 2001 года. Теперь этот очевидный факт признавали даже те, кто, поддавшись очарованию круглой даты, праздновал наступление двадцать первого века еще год назад.
Разумеется, в такой обстановке нам было трудно сосредоточиться на учебе, к тому же наш статус – пока что неопределенный, но, без сомнения, очень высокий, – обязывал нас к участию во всех мало-мальски значительных официальных и полуофициальных мероприятиях, посвященных нынешним празднествам. А кроме того, послезавтра, в последний день уходящего гола, Владиславу исполняется двадцать шесть лет – и это следовало отметить. Так что мы решили устроить себе двухнедельные каникулы и с головой окунулись в бурлящую светскую жизнь самого большого города в мире.
Тщательно расчесав волосы, я положила щетку на туалетный столик и уже поднялась с кресла, собираясь пройти к кровати, как вдруг раздался тихий стук в дверь. Я недовольно поморщилась, мысленно предупредила Владислава, чтобы он оставался в ванной, набросила на плечи халат и немного раздраженным голосом произнесла:
– Да, можно.
В спальню проскользнула Кристина – невысокая девушка моих лет, темная шатенка с большими карими глазами, щупленькой фигуркой, неразвитыми, как у девочки-подростка, формами и симпатичным, хоть и немного простоватым, лицом. Она принадлежала к штату моих фрейлин и, подобно всем остальным придворным барышням, была отпрыском инквизиторской семьи – то бишь аристократкой.
Внутри Священной Империи инквизиторы занимали положение сродни высшей знати в сословных обществах, фактически они представляли собой правящий класс, в руках которого были сосредоточены все главные рычаги государственной власти. За минувшее тысячелетие Инквизиция, при пассивном содействии Мэтра и других Великих, превратилась из чисто военного ордена в мощную политическую организацию. Еще в конце восемнадцатого века она объединила в своих рядах большинство сильных магов Империи, а тех немногих, кто отказался примкнуть к ней, объявила пособниками темных сил и подвергла преследованиям. Как и любая тоталитарная структура, Инквизиция не терпела конкурентов ни в управлении государством, ни в деле защиты имперских Граней от происков Нижнего мира. Владислав, который, в отличие от меня, неплохо помнил времена социализма, сравнивал здешние порядки с советской однопартийной системой, правда, не в пример канувшей в Лету Стране Советов, Священная Империя процветала под властью инквизиторов и ее граждане на жизнь не жаловались.
Не будучи в принципе замкнутой кастой, Инквизиция тем не менее обладала всеми характерными чертами отдельного сословия – и на то имелись веские причины генетического характера. В отличие oт способностей высших магов, которые проявлялись спонтанно, без какой-либо известной закономерности, обычный магический дар был строго наследственным признаком, притом рецессивным – он в полной мере передавался детям только в том случае, когда присутствовал у обоих родителей. Поэтому инквизиторы предпочитали находить себе пару в своей среде и почти никогда не вступали в браки с немагами. Их сыновья, за редким исключением, тоже становились инквизиторами, сохраняя преемственность поколений, а вот из дочерей лишь незначительная часть наравне с парнями поступала в специальные училища-ордена, большинство же девушек просто выходили замуж за инквизиторов и в чисто патриархальных традициях довольствовались скромной ролью хранительниц домашнего очага.
Мои фрейлины как раз и принадлежали к этому большинству. Свое пребывание во дворце они рассматривали как благоприятную возможность найти себе блестящую партию и о чем-то большем не помышляли. На первых порах меня несказанно возмущало такое положение вещей, я убеждала девушек быть более активными, не отдавать все на откуп мужчинам, но мои страстные призывы не нашли должного отклика в их сердцах. Со временем я начала понимать глубинную мудрость этой, на первый взгляд пассивной, позиции: в обществе, где неравенство полов присутствует не только по факту, но и закреплено юридически, лишь самые сильные и решительные женщины способны постоять за себя, а остальным гораздо легче завоевать место под солнцем, не пытаясь напрямую управлять миром, а управляя мужчинами, которые правят миром. Лично я не разделяла такой жизненной философии, однако признавала за ней право на существование.
В этом смысле Кристина несколько выделялась из обшей массы придворных барышень. Она обладала определенными амбициями и не очень-то хотела идти по стопам большинства женщин из касты инквизиторов, но была слишком ленива и безынициативна, чтобы пойти наперекор патриархальным традициям общества и планам своих родителей. Для этого ей явно недоставало силы воли и твердости характера; она лишь мечтала о самостоятельности, но не предпринимала никаких реальных шагов для ее достижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119