Такое даже в кино не показывают. А писатели где живут? Все в Москве. Или в Киеве. Или в Париже. Не в Широком же!..
К тому же давно сказано: пет пророков в своем отечестве. На днях показывали по телевидению старый фильм «Мартин Идеи». Печальный фильм о писателе, признание к которому приходит трудно и поздно, когда он уже на излете своих духовных сил. Мартин Идеи гибнет — и в этом укор всему человечеству. В том числе и Евгении Тихоновне, надо думать. Только она этот укор на свой счет не приняла. Поплакала над судьбой Мартина Идена, а укор не приняла. Да что там укор?! Не вспомнила даже, что рядом с ней сидит другой писатель, что он тоже нуждается в помощи, в крыше над головой, в надежном пристанище...
«Волга» замедлила скорость еще у соседнего дома и остановилась против калитки, у которой стоял Кретов. Распахнулась дверца, и человек, еще не выйдя из машины, спросил:
— Кретов дядя Коля здесь живет?
— Дядя Коля старший или дядя Коля — младший? — переспросил Кретов.
— А ты, конечно, младший,— сказал человек, выйдя из машины. Кретов узнал в нем Игоря Самохина, бывшего своего одноклассника, а ныне первого секретаря райкома партии.
— Зачем пожаловал? — спросил Кретов, после того как они поздоровались.
— Тебя повидать,— ответил Самохин и засмеялся.— Вру, конечно, не знал я, что ты здесь, хотя кое-что слыхал... Но об этом потом. Приехал же к твоему отцу, к дяде Коле. Привез ружье, приклад новый надо сделать, старый раскололся. А ружье хорошее, жалко выбрасывать, бьет, как черт.
— Охотишься, не надоело?
— Ага, охочусь. На уток. Старая страсть, не могу перебороть.— Самохин был высок и ладен, белокур, легок в движении, как хороший спортсмен, ироничен, быстр на слово. От него пахло кожаной обивкой автомобильных сидений, табаком и немного шипром — заметно было, что он недавно подстригся. Из машины он вышел без шляпы и без плаща, в расстегнутом пиджаке. Ворот его белой рубахи был распахнут, узел галстука находился на уровне нагрудного кармана, из которого торчал изогнутый мундштук курительной трубки.
— И куришь? — спросил Кретов.
— Ага, и курю. «Капитанский» — самый лучший в мире табак,— Самохин по-дружески хлопнул Кретова по плечу.— Старая страсть — не могу перебороть! — засмеялся он.
— Сколько же у тебя старых страстей?
— А все, что есть,— старые. Новых ни одной. Так что ты меня не бойся. Для тебя я прежний Игорь Самохин. Лады?
— Лады.
— А коли так, то я увезу тебя сегодня к себе, проведем вечер вместе. Жена моя Маруся, которую ты знаешь, не забыл, надеюсь, будет очень рада, да и ее сестра Вандочка, которую ты, надеюсь, не забыл, тоже.
— Ванда? Разве она живет с вами?
— Гостит. Одна. Без мужа,— захохотал Самохин.
— Не поеду,— решительно сказал Кретов.
— Поедешь! — Самохин резко остановился и сурово посмотрел на Кретова.— Как это не поедешь?! Из-за Вандочки, что ли? Чудак! Да ведь она уже старенькая, ей, как и тебе, пятьдесят.
— В самом деле. Я как-то забыл об этом.
— К тому же женщины стареют раньше нас,— продекламировал Самохин.— Поедем, дружище, поедем. Посидим, вспомним молодые наши годы... Лады?
— Лады.
Через полчаса они уже были в дороге. А еще через двадцать минут — в доме у Самохина.
Маруся, жена Самохина, не сразу узнала Кретова. Вернее, не узнала его, пришлось ей сказать, кто он. И только
после этого, да и то не в тот же миг, она разглядела в нем старого знакомого, Кольку Кретова, Кокру из десятого, в котором учился когда-то и влюбленный в нее Самоха — Игорь Самохин. В этом же десятом училась и ее старшая сестра Ванда.
— Ванда! — закричала Маруся, едва узнав Кретова.— Кокра приехал! Иди скорее!
Из соседней комнаты вышла худая суровая женщина в длинном цветастом халате, в тапочках. Поправила длинным пальцем очки на носу, сжала недоуменно губы.
— Ты о чем это, Маруся? — спросила она ворчливо.— Какой Кокра?
— Да вот же! Вот же! — заплясала от нетерпения Маруся.— Это же твой Кокра! — ткнула она пальцем в Кретова.
— Мой?! Почему мой? — растерялась вдруг Ванда.— И потом... Кокра — это кто?
— Ну, ты даешь! — захохотал Самохин.— Ну, Ванда-лаванда! Кокру своего не узнала?! Самый красивый, самый умный, самый нежный... Да Николай Кретов это! Колька Кретов из нашего десятого!..
— В самом деле? — виновато улыбнулась Ванда.— Я не успела протереть очки, а они все в пудре...— Ванда вдруг заплакала, повернулась и скрылась за дверью.
— Ох,— вздохнула Маруся,— пойду успокою ее. А вы пока раздевайтесь,— приказала она мужчинам,— мойте руки — будем ужинать.
Ванда к ужину не вышла.
— У нее подскочило давление,— объяснила Маруся.— Такая чувствительная,— не то с сочувствием, не то с осуждением сказала она,— от каждого пустяка у нее подскакивает давление.
— Зря я приехал,— чувствуя себя виноватым, сказал Кретов.
— Все нормально,— успокоил его Самохин.— У Ванды была трудная жизнь, она похоронила двух детей. Да и муж у нее оказался мерзавцем, бросил ее на старости лет, спутался с молодой дурочкой... Так что не ты виноват. А тебе она рада. Вот нормализуется у нее давление, выйдет, сама скажет.
О том, почему Кретов оказался вдруг в родных краях, чем он теперь занимается и где живет, разговор состоялся еще в машине. Поэтому ни о чем таком Самохин его уже не спрашивал, а Маруся, конечно, мучилась любопытством, хотела все это узнать, не дождалась, что вопросы Кретову ста-
нет задавать муж, набралась смелости и спросила обо всем разом:
— Как жена, дети? Где живешь, где работаешь? Правда ли, что стал писателем? Мы книг твоих не видали, но слышали, что ты пишешь.
— Живет здесь, у Махова в Широком,— ответил за Кретова Самохин, пожалев его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123