Только ото было важно. И только это мучило его. Если получила и не отвечает — это одно. А если не получила, то это совсем другое. Совсем другое дело, которое нужно немедленно поправить, написав Верочке письмо домой.
«Все вздор,— ответил Зое Кретов.— Деньги есть, здоровье есть, жены нет. Привет сыну и Калашникову. Счастливого вам полета».
Верочке писать не стал: предположение Странничка, а вернее, его собственное предположение, что адресованное Верочке письмо попало в руки женщины из отдела писем редакции, а потом к редактору, который его уничтожил, не желая расстаться со своей лучшей корректоршей, было не очень убедительным. Предположение — это только предположение.
До поздней ночи работал над романом. Дело двигалось споро. Тепер уже Кретов мог сказать себе, что в обусловленные издательством сроки он уложится. Если, разумеется, ничего не помешает. Ставя точку, чтобы лечь спать, решил, что завтра непременно запишет разговор с Никифоровым. Но, вспомнив о Никифорове, вспомнил о несчастном Запдюй-свечкине, в равнодушии к судьбе которого упрекнул его сегодня Никифоров. Была в этом упреке правда: узнав о беде Махова, Кретов тотчас поспешил к нему с предложением помощи, а вот к несчастному Заплюйсвечкину почему-то не торопится, хотя беда Заплюйсвечкина постраншее махов-ской. Почему? «Все никак не собраться»,— увильнул от ответа Кретов. «Постыдись,— сказала ему совесть.— Ведь стыдно?»
— Стыдно,— ответил Кретов. Хотя в этом деле не все было так, как представлял себе Никифоров: не за благами побежал к Махову Кретов, не за благодарностью. По укоренившейся издревле привычке — вот в чем был подлинный стыд-то! — Кретов нет-нет да и делил людей на более важных и менее важных, на более ценных и менее ценных, хотя давно знал правильный ответ на тест, в котором спрашива-
ется, кого из трех тонущих — министра, ученого и портного надо спасать первым. Правильный ответ такой: надо первым спасать того, кто не умеет плавать. А Кретов в данном случае бросился спасать министра, потому что ведь ТОТ министр, а не какой-то там портной.
- Вот какие цветы хризантемы,— сказал себе Кретов, вспомнив присказку, услышанную от Никифорова.— Утром пойду к Заплюйсвечкину.
Кретов уже спал, когда в окно времянки кто-то осторожно постучал. Кретов легко проснулся, подошел к окну. Стук повторился. Разглядеть в темноте стучавшего он не мог, как ни старался. Пришлось откликнуться.
— Кто там? — спросил он.— Что надо?
— Сторож,— отозвался человек за окном.— Заплюйсвеч-кин. Дело есть.
— Входите,—сказал Кретов, включил свет и отпер дверь.
— Бывший сторож,— виновато улыбаясь, сказал, входя, Заплюйсвечкин.— Потому как уволен с должности уя;е некоторое время назад по причине повреждения ума,— хихикнул он.
Кретов предложил Заплюйсвечкину табуретку, взглянул на часы.
— Сколько? — поинтересовался Заплюйсвечкин, садясь.
— Три часа ночи,— ответил Кретов.
— Поздно,— вздохнул Заплюйсвечкин, протирая рубашкой очки.
— Как же вас жена отпустила?
— Ускользнул,— ответил Заплюйсвечкин и, надев очки, внимательно посмотрел па Кретова.— Ускользнул на предмет беседы с вами, если не прогоните.
— Я сам собирался заглянуть к вам,— сказал Кретов.— Правда, утром. Но вот уже и до утра недалеко.
— А по какому делу собирались заглянуть? — осторожно спросил Заплюйсвечкин.— Не по делу ли Лазарева, с которым я вас тогда грешным делом свел?
— Да, и по этому делу тоже,— не стал скрывать Кретов и прямо спросил: — Вы давно видели его?
Заплюйсвечкин замялся, снова принялся протирать очки подолом рубашки, спрятал от Кретова глаза.
— Не хотите отвечать? Почему? — не показывая досады, спросил Кретов.— Впрочем, если не хотите, то и не надо. Но вы первым заговорили о Лазареве, и я подумал, что у вас от него есть поручение ко мне. Разве нет?
— Тут такое дело,— Заплюйсвечкин надел очки и снова пристально посмотрел на Кретова.— Тут одно обстоятель-
ство... Словом, если вы дадите обещание... От него зависит мой ответ... Обещайте, что участковому Попову... Я поэтому и пришел ночью... Иначе он меня затаскает... А я ведь толком ничего не знаю, то есть не знаю, где теперь Лазарев, но Попов мне не поверит...
— Хорошо, я ничего не скажу участковому Попову,— сказал Кретов.— Такое обещание вас устроит?
— Теперь все,— облегченно вздохнул Заплюйсвечкин.— Теперь я скажу. Я вам верю. Раз дали слово, значит...
— Да, да, сдержу его. Кстати, как вас зовут? — спросил Кретов.— Григорий...
— Григорий Афанасьевич.
— Вот и славно. Григорий Афанасьевич. Итак, Григорий Афанасьевич, вы видели недавно Лазарева, и он просил мне передать... Что он просил мне передать?
— Что явится к вам еще,— ответил Заплюйсвечкин.— Несколько раз повторил: «Скажи ему, что я еще явлюсь».
— Больше ничего?
— Больше ничего.
— А где вы его видели?
— В яме. В котловане то есть, за насыпью, где прошлый раз.
— Как он выглядел?
— Плохо. Все украденное у вас он уже пропил, остался только портфель, в котором он теперь носит свои шмотки. А где живет, не знаю. Другие говорили, что в старых катакомбах, но я не знаю. Еще говорили, что он сочиняет какую-то книгу,— снова хихикнул Заплюйсвечкин,— хочет разбогатеть...
— А как он говорил вам те слова, что еще явится? — спросил Кретов.— Была в его словах угроза или еще что-нибудь?
— Угроза,— не задумываясь, ответил Заплюйсвечкин.— Определенно — угроза. Потому и пришел я к вам, чтобы предупредить. Иначе не стал бы беспокоить. Не из-за Лазарева пришел, а из-за вас.
«Вот тебе и урок,— сказал себе Кретов.—- Несчастный Заплюйсвечкин пришел ко мне среди ночи, чтобы предупредить' об опасности, которая то ли грозит мне, то ли не грозит,— один Лазарев знает, какой смысл он вкладывал в свои слова,— а я до сих пор не нашел для него свободной минутки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123