— Почему так? Не Тюильри и даже не Пале-Рояль...
— Временные обстоятельства, Лазарев.
— Сезон безденежья?
— Можно и так.
— Но деньги будут?
— Все будет, Лазарев. У меня все будет. А у вас? Лазарев вздохнул и снял фуфайку. Под фуфайкой у него
оказалась рваная солдатская гимнастерка.
— Я оставлю фуфайку в коридорчике. Не сопрут? — спросил Лазарев.
— Не сопрут. Денег за подкладкой больше нет?
— Больше нет.— Он вышел в коридорчик и вернулся без фуфайки, сказал, потирая руками вылезшие сквозь прорехи в гимнастерке плечи: — А снежок все сыплет. Опять зима... Давайте вашу рубашку и брюки — переоденусь: а то вдруг нагрянут ваши гости. У меня, конечно, не тот вид, напугать могу, но податься было некуда. Так что извините... А росту мы одного, я уже прикинул. Так что мне здорово повезло, верно? — он взял рубашку и брюки и снова вышел, чтоб переодеться. Спросил из-за двери: — А мой облейзер куда? В печь?
— Можно и в печь,— ответил ему Кретов.
Лазарев переоделся вовремя. Едва он, возвратившись в комнату, сунул свою гимнастерку в печную топку, пришел Лукьянов. Пришел не один, с мордастым парнем, у которого на рукаве пальто была красная повязка дружинника. Кретов подумал, что он уже где-то видел этого парня. Потом вспомнил, что точно видел, в совхозной библиотеке, когда тот приходил к Надежде Кондратьевне за книжкой о правилах дорожного движения.
Лукьянова Кретов посадил к столу, парню предложил табуретку, сам устроился рядом с Лукьяновым. Лазарев остался сидеть на скамеечке у печи.
— Можно начинать? — спросил Лукьянов, разглаживая ладонью на столе исписанный лист бумаги — как догадался Кретов, жалобу Аверьянова.— Этот товарищ,— Лукьянов взглянул на Лазарева,— нам не помешает?
— Этот не помешает,— ответил Кретов.— А этот зачем? — спросил он о дружиннике.
— На всякий случай,— ответил Лукьянов.— Мой помощник.
— Личная охрана?
— А хоть бы и так,— Лукьянов зло сощурил глаза.— Еще не известно, как вы себя поведете.
— Увидим,— хохотнул Кретов.— Читайте вашу бумажку. Лукьянов надел очки и склонился над листком.
— Итак, жалоба,— начал он.— Читаю: «Писатель, который живет во времянке у Кудашихи,— никакой не писатель, потому что никаких его книг никто не видел. Он только прикидывается писателем, а на самом деле темный аферист и тунеядец. Фамилия его Кретов, но разве это настоящая фамилия? Надо проверить. У него есть пишущая машинка, а что он на ней печатает, никому не известно. Может быть, анонимки. И за счет чего он живет, если он нигде не работает? И алименты жене не посылает, хотя говорит, что развелся с женой. Выходит, что он беглый алиментщик. И еще бабник, потому что пристает к Татьяне Кудашевой, на которой я честно собираюсь жениться. Из-за этого у нас с Татьяной ссоры и семейный разлад, у меня падает работоспособность и ухудшается здоровье. Не быть нашей с Татьяной семейной жизни, пока этот соблазнитель стоит у нас на пути. А как тунеядца и афериста его надо выслать из Широкого. И как скрытого алкоголика, который сам себе, может быть, гонит самогонку. Ему же доверили руководить политкружком среднего звена, где он проповедует свои вредные идеи, издевается над умственными способностями честных тружеников, выставляет их как бы дураками, а сам он, конечно же, очень умный, хотя, как психически ненормальный, разговаривает сам с собой в пещере, которая в балке за курганами. Прошу оградить меня от этого опасного и вредного человека. Иван Аверьянов». Все,— сказал Лукьянов и посмотрел на Кретова.— Что вы на это скажете?
— Все ложь,— ответил Кретов.— Этого достаточно?
— Достаточно?! — Лукьянов хмыкнул и покачал головой.— Легко хотите отделаться. А сигнал тревожный. Я вам не сказал еще, что у меня в руках только копия жалобы. Оригинал же отправлен районному прокурору. Что вы теперь скажете?
— Вам — ничего. Пусть проверяет жалобу прокурор. Я надеюсь, что после этой проверки я возбужу судебное дело против Аверьянова. За клевету.
— А вам не кажется, что вы очень шустрый? Покажите хотя бы ваш писательский билет,— потребовал Лукьянов.
Кретов показал Лукьянову кукиш.
— Что еще? — спросил он, сатанея.
— А где самогонку прячете? — спросил дружинник.
— А вот здесь,— ответил Кретов и постучал ногой по полу.— Под половицей. Можете проверить.
— И проверим,— сказал парень.— Только не под половицей, а в другом месте. Мы знаем, где можно спрятать самогонку,— дружинник встал с табуретки и, нагнувшись, заглянул под кровать.— Выньте чемоданчик,— предложил он Кретову.— Посмотрим, что у вас в чемоданчике.
— А ты сам, сам,— ответил парню Кретов.— Мне тоже будет интересно посмотреть, как ты будешь рыться в чужом чемодане в нарушение всех советских законов. У меня же есть свидетель,— Кретов указал на Лазарева, который все это время тихо, не поднимая головы, сидел у печи.— Он подтвердит, что ты самочинно устроил у меня обыск.
— А что это за человек? — спросил Лукьянов о Лазареве.
— Да я знаю его,— ответил Лукьянову дружинник.— Это пьянчуга из города. Я его там несколько раз видел. Собирает пустые бутылки. Из тех, на кого уже милиция рукой махнула. Надо бы проверить у него документы, Григорий Григорьевич,— назвал Лукьянова по имени и отчеству дружинник.— Подозрительный тип.
— Покажите ваши документы,— сказал Лазареву Лукьянов.
— И не подумаю,— ответил Лазарев.
— А ну показывай! — прикрикнул на него дружинник.— Не видишь, какая у меня повязка на рукаве?
— Повязку можно любую нацепить.
— А это? — парень протянул Лазареву удостоверение дружинника.— Это, по-твоему, что? Филькина грамота?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123