.. Короче, плохими словами на вас ругался. Только вам надо на эти его слова начихать. Уж на что я трусливая, и то перестала его бояться, схватила лопату и аж до ворот его гнала. Поживу еще тут с вами немного, наберусь храбрости побольше, а уж потом он у меня слова поперек не скажет, отучу его кулаками размахивать...
День выдался серенький, совсем осенний. Тучи ходили низко, двор засыпало сухими листьями. Холодный ветер то срывался, то затихал, а то вдруг завихривался, нося по улице пыль и мусор. По селу с утра начал разъезжать трактор с прицепом — развозил по домам уголь. Было слышно, как гудят провода.
К вечеру стало еще холоднее. Казалось, что вот-вот сорвется дождик. Рано стемнело. В воздухе запахло печным дымом — впервые. И все время помнилось о том, что после полудня, крича, под тучами кружились журавли, собираясь в стаю, а потом тихо ушли, выстроившись в клин, обращенный углом к югу.
Кретов отправился на виноградник раньше, чем Федя отправился в город на фабрику. Надел плащ и шляпу — и это тоже впервые за много месяцев. Придя на виноградник, пересчитал по совету Феди контейнеры с виноградом, которые почему-то не успели отвезти на завод,— их было пять, потом до полной темноты сидел у шалаша взатишке, откуда ему были видны контейнеры. Жесткие листья шуршали под ветром на виноградных лозах. Ухал, борясь с сильными порывами ветра, шалаш, тонко посвистывала проволока на его макушке. А прежде Кретову представлялось почему-то, что эта ночь будет звездной, теплой и тихой, что станет он в счастливом одиночестве бродить всю ночь под звездами, думая о скорой встрече с Верочкой, и может быть, найдет две сходящиеся звезды...
В шалаше было тепло и клонило ко сну, хотя горел керосиновый фонарь и можно было читать — Федя оставил в шалаше для Кретова книжку зарубежных детективных рассказов. Только Кретову читать совсем не хотелось. Он думал о Верочке, думы становились грезами и увлекали в сон. Дважды уже, чтобы побороть сон, Кретов выбирался из шалаша и направлялся к контейнерам. А когда собирался отправиться к ним в третий раз, пришел Заплюйсвечкин.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Кретов, увидев Заплюйсвечкина: был уже второй час ночи, да и выглядел Заплюйсвечкии растрепанным и взвинченным.
— Ничего не случилось,— ответил Заплюйсвечкии простуженным голосом.— Просто вот пришел предупредить... Узнал, что ваш друг уехал в город. А тут всякие дела могут развернуться, про какие вы ничего не знаете. Решил предупредить, чтоб беды не случилось.
— Беды? Вы о чем? — спросил Кретов, вдруг почувствовав, что беда уже совсем рядом. Он еще не знал, что это и как это произойдет, но знал, что произойдет непременно. Потому что все, что было сегодня, предрекало эту беду: и тучи, и ветер, и кучи опавших вдруг листьев, и улетающие журавли — они возбуждали в нем чувство сиротливости, все усиливающегося одиночества. И, стало быть, уже была перейдена грань, до которой он мог надеяться, мечтать и ждать встречи с Верочкой, уже поднялось препятствие, сте-
на, уже успели разойтись края пропасти, которая еще недавно была только трещиной.
— О чем вы хотите меня предупредить? — спросил он Заплюйсвечкина.— О какой беде?
Ему страстно захотелось, чтобы Заплюйсвечкии вдруг исчез, чтобы все это оказалось сном, но Заплюйсвечкии пригладил ладонью жиденькие волосы на голове, шмыгнул простуженным носом и сказал:
— Я ведь раньше в сторожах ходил, и не только в складских, но и на виноградниках... Так что мне все эти дела известны. Они прямо предупреждали меня, не стеснялись и не боялись, что я донесу, говорили, чтоб я тихо сидел в шалаше и не высовывался. Мне потом давали бидон вина, а я и радовался, потому что был горьким пьяницей, потерявшим всякую гражданскую совесть. Хотя, с другой стороны, что я мог сделать, как доказать? Приедут ночью на машине, перегрузят виноград из контейнеров в бидоны, развезут по домам — и все дело, ищи-свищи... Оружия у меня нет, в темноте никого толком не разглядишь, а если и разглядишь — так промолчишь, потому что не докажешь и потому что жизнь дорога... Словом, не высовывайтесь, Николай Николаевич,— принялся упрашивать Кретова Заплюйсвечкии,— посидим тут тихо, пусть тащат, авось без нашей помощи попадутся. Они знают, что ваш друг уехал в город, а что вы здесь — не знают, не могли подумать, что вы его замените. И если вы теперь пойдете к ним, то для них будет большая неожиданность, а от неожиданности они могут и обидеть вас...
— Обидеть?
— Само собой. Испугаются и черт те чего натворят.
— А кто они? — спросил Кретов.
— Вам же лучше ничего про это не знать. И вообще лучше уходите домой. Разве ж вы не понимаете, что все подстроено, что вся вина ляжет на вашего товарища? Пропал виноград из контейнеров — кто виноват? Сторож виноват, конечно. То есть ваш друг, которого нет на месте, который покинул самовольно свой пост... Ну, оштрафуют, конечно, вашего друга, уволят с работы — только все это чепуха перед тем, что может случиться, если вы нарветесь на них: они вас изувечат. А если они поймут, что вы узнали кого-нибудь из них...
— Кто они? — еще раз спросил Кретов.
— Из тех, которые будут сегодня, я знаю только одного. Вернее, я всех их знаю, но что один из них приедет сегодня — известно точно. А вообще-то их много, ворюги про-
клятые, каждый год наживаются на государственном добре...
— Так кто они, кто? — начал злиться Кретов.— Вы скажете мне или нет?
— Я должен вас уговорить,— затрясся в нервном ознобе Заплюйсвечкин.— Если я вас не уговорю, то как бы сам буду во всем виноват. Без меня вы тут спокойно сидели бы, может быть, и ни про что не узнали бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123