— Один раз оправилась с вами, справлюсь и другой раз. Так-то!
Татьяна ушла в дом. Стало слышно, как она бранится и доме с матерью.
В общем-то хорошая баба,— сказал о Татьяне Попон, и тут ей словно вожжа под хвост попала. Видно, не с той ноги встала. Успокоится, жалеть станет, что так поступила. Да и не все тут с вами ясно: уж очень похоже, что вы надрались вчера.
Сколько можно об этом,— вздохнул Кротов.— В вытрезвителе все выяснится. Вещи надо бы куда-нибудь забросит!, по пути, хоть к Анне Валентиновне, к комендантше, а то ведь обратно машину не дадите, придется все на соб-ственном горбу тащить...
Да не повезу я вас в вытрезвитель, успокойтесь,— сказал С досадой участковый.— Неужели я похож на дуро-лома какого-нибудь? Довезу вас до больницы и сдам кому надо. Л насчет вещей — это правильно-, сдадим комендантше. Усвоили?
Ох! — сказал Кретов.— Простате. И еще раз спасибо. Двуротый вернулся с полпути и не один. С ним пришли Жохов, секретарь парткома Кошелев и широковская фельдшерица Клава, Клавдия Гавриловна, жена зоотехника
Никифорова. Увидев в своем дворе столько людей, вышла из дома Татьяна, а следом за ней и ее мать, Кудашиха, с Оленькой на руках.
— Кажется, все собрались,— пошутил Кошелев,— можно открывать собрание. Но собрания никакого не будет! — сказал он резко Татьяне.— Говорят, ты здесь свою дурную силу демонстрировала. Молчи! — прикрикнул он на нее, видя, что та собралась ему возразить.— Жильцов немедленно вернуть во времянку! И без разговоров!
— Там же грязно,— робко сказал Татьяна.
-— Убрать, если грязно! И печь затопить! И вообще! — при этих словах Кошелев подмигнул Кретову: дескать, вот какой я грозный. Потом повернулся к Попову и потребовал показать протокол.
Клава же тем временем потрогала ладошкой лоб Кретова и Лазарева, проверила у обоих пульс, сказала Кретову:
— У вас высокая температура. Давно?
— С ночи,— ответил Кретов.— Простыл.
— Вам надо в постель. И вашему товарищу тоже. И горячее питье, лучше крепкий чай или кофе. И грелки. У вас все признаки отравления угарным газом. Хорошо, что вас вывели во двор, на свежий воздух. Но теперь срочно в постель! — приказала она.— А я сейчас сбегаю за лекарствами.
— А про алкоголь,— напомнил ей Двуротый,— подышать в трубочку, как договаривались.
— Алкоголем не пахнет,— ответила Клава.— А если вам чудится запах алкоголя, то он может быть вашим собственным...
— Ну, ну! Выбирай слова,— возмутился Двуротый.
— Хватит! — приказал Двуротому Кошелев.— И идите домой, вернее, на работу. Нет никакой нужды в вашем присутствии!
— Как знаете! — усмехнулся Двуротый.— Но еще есть жалоба Аверьянова, ее придется все-таки проверять. Ведь дыма, как говорится, без огня не бывает. А тут был случай...
— Тут не было никакого случая! — оборвал его Кошелев.
— А это как сказать, как сказать...
Татьяна летала как метеор: в считанные минуты вымыла во времянке пол, перетащила обратно пожитки Кретова, затопила печь, поставила на керогаз чайник. Попов и Жохов внесли во времянку раскладушку с Лазаревым. Вернулся во времянку и Кретов. Чувствовал он себя скверно и потому сразу же лег.
— Ото ж так,— сказала, улучшив минутку, Татьяна,—
задурили тут мне голову какой-то пьянкой, а я и кинулась. А оно вон что, больные вы, чтоб мне счастья не было на том свете за мою дурость!..
— Не переживайте,— простил Татьяну Кретов,— все хороню.
Фельдшерица успела сбегать за лекарствами, сделала укол Кретову, потом Лазареву.
— Пульс плохой,— объяснила она Кретову, слушая его сердце через стетоскоп,— так что укол был очень нужен. Но теперь все налаживается, скоро совсем будет хорошо.
Кретов ощутил запах ее волос, которые едва не касались его лица. И этот запах чуть не убил его: он оказался до боли знакомым, хоть и давно забытым. Так пахли волосы его матери...
— Что с вами? — встревоженно спросила фельдшерица Клава.
— Больно,— ответил Кретов,— под сердцем. Мне бы лечь на бок.
Клава помогла ему повернуться на правый бок.
— Так легче? — спросила она.
— Так легче.
— Я вам сделаю еще один укол,— засуетилась Клава.— У вас спазмы, стенокардия... А вы бы все расходились! — прикрикнула она на стоявших в дверях и в коридорчике людей.— Тут нет ничего интересного.
— Правильно, Клавдия Гавриловна, гони нас,— сказал Кошелев.— Давайте разойдемся, товарищи. А вечерком я к вам загляну,— пообещал он Кретову.— Так что не унывайте здесь, поправляйтесь, набирайтесь сил. А я к вам обязательно загляну.
Через полчаса ушла и фельдшерица Клава.
— Теперь будешь бить меня? — спросил Лазарев.
— Молчи, жалкий самоубийца,— ответил Кретов.— Нет пи сил, ни желания с тобой разговаривать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Лазарев почувствовал себя хорошо уже на следующий День. А Кретова простуда не отпустила, даже усилилась так, что Клавдия Гавриловна стала опасаться, не схватил ли Кротов воспаление легких. Поделилась своими опасениями с Кошелевым, и тот посоветовал Кретову поехать в город, в больницу. Машину Кошелев обещал прислать.
— А куда же я? — спросил у Кретова Лазарев, когда они остались одни.
— А куда хочешь,— ответил Кретов.-— Ты же па тот свет собирался... Впрочем, можешь остаться. Здесь можешь остаться, во времянке. Татьяна тебя не тронет. Да и никто не тронет. Разве что только Двуротый...
— Он что-то против тебя имеет? Что?
— Да то же, что и ты против меня имеешь. Но мне не хочется объяснять: трудно говорить.
— Извини. Так я останусь пока здесь... Почитаю книжки, какие тут есть. А твои собственные, тобою написанные, тут имеются?
— Имеются. В чемодане найдешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123