от одного до ста лет. Вот бы его найти, вот бы его за душу потрясти! — Татьяна сжала кулаки и двинулась на врача.— А если человек умрет до шестнадцати и я его больше не увижу?! Так па это вам наплевать, выходит? Спокойно жить хотите?
— Так уж и умрет,—улыбнулся Татьяне врач.—Не умрет он до ста лет, хорошо поправляется. А вот не уберегли вы мужа от простуды, так это очень плохо.
— Этого? — Татьяна оглянулась на Кретова.— Так не муж он мне,— засмеялась она.— Такой муж мне и даром не нужен!
— Это почему же, Татьяна Ивановна? — спросил Кретов, довольный уже тем, что Татьяна перестала скандалить. Положение спас, конечно, врач. Вряд ли он подумал, что Татьяна — жена Кретова, но вовремя ввернул нужное слово и сбил Татьяну с ее лихого конька.
— Ростом вы для меня не вышли,— ответила Татьяна,— и вообще! — махнула она рукой.— Старый вы уже, далеко с вами не уедешь... И еще одна новость,— сказала Татьяна, поднимая с полу сетку с продуктами для Аверьянова и явно собираясь уходить,— приезжал какой-то парень из вашей деревни, я его не видела, мать с ним разговаривала, так передавал, что отец ваш крепко болеет, что просит вас приехать... Выходит, что надо вам срочно поправляться. Как тут у вас с этим делом? — повернулась Татьяна к врачу.— Способны быстро поставить человека на ноги? Или все тут у пас на самотеке?
— Спасибо за все, Татьяна Ивановна,— сказал Кретов.— Рад был повидать вас.
Эти ого слова почему-то вдруг растрогали Татьяну, она всхлипнула, утерлась рукой, потом подошла к Кретову и погладила его по лицу, сказав при этом врачу:
— Хоть бы побрили человека! Он же у вас весь волосами обрастет!
— Вот это характер! — сказал о Татьяне Ваня, когда она ушла, сопровождаемая дежурной сестрой и врачом.— Нет ей преграды ни в море, ни на суше. Танк!
— Не такой уж и танк,— возразил Кретов.— Один балбес ей ломает судьбу, как хочет. Совсем не танк.
Кретов еще раз перечитал телеграмму Федры и решил: если успеет до приезда Федры понравиться, сразу же уедет в деревню к отцу, чтоб она его не нашла. Но из этого ничего не вышло: он не поправился, и Федра нашла его в больнице. Разговаривали они не в палате, потому что Кретов был уже ходячим больным и встретил Федру внизу, у раздевалки. Она не сразу увидела его, а и увидев, наверное, не узнала бы, потому что он и сам себя не узнавал в синем больничном халате, в тесных стоптанных тапочках, такого отощавшего и постаревшего за эти несколько дней. Она не сразу увидела его, а он не сразу поднялся ей навстречу, сидел тихо на скамейке, завернувшись в халат, смотрел, как она снимала с себя пальто с роскошным меховым воротником, как оправляла па себе кофту, приподняв на ладонях тяжелые груди, как подкрашивала глаза и губы, причесывалась, заглядывала в круглое карманное зеркальце, в котором явно не вмещалась, вертела и кивала головой.
— Я здесь, Федора,— сказал Кретов, когда она пошла было уже к лестнице, чтобы подняться па второй этаж, куда направила ее гардеробщица.
— Николай? — взглянула она на него, не веря своим глазам.— Ты ли?
— Показать паспорт?
— Ах, Николай! — бросилась она к нему, привычно слабея.— Что ты сделал с собой?!
Он едва удержал ее: такая она была тяжелая, объемная, враз одурманившая его крутым запахом духов и тела. К тому же он не успел отойти от скамьи и теперь скамья давила ему в подколенки, лишая его последней устойчивости. И они рухнули на скамью, чуть не проломив ее. Кретов ушибся затылком о стену, деликатно выругался. А Федра расплакалась. Кретов усадил ее рядом с собой, попросил успокоиться.
— Я спокойна,— продолжая плакать, ответила Федра.— Я совсем спокойна. Я заберу тебя отсюда, сейчас же, увезу на Южный берег, поселимся в гостинице или на частной квартире... Тебе надо окрепнуть, набраться сил. А потом вернемся домой ко мне, иначе ты пропадешь, Николай!..— она завыла совсем по-бабьи, как по покойнику, и Кретов похлопал ее по мягкому плечу.
— Меня не выпишут из больницы, я болен,— сказал он.— И потом — я никуда не намерен возвращаться. С чего ты взяла? Лучше было бы тебе не приезжать сюда. Совсем не приезжать. И не писать мне. Ведь мы тогда расстались окончательно.
Федра притихла, слушая его. Спросила со вздохом:
— Не любишь?
— Не люблю.
— Совсем?
— Совсем.
— Пропащий!—прошептала Федра, подняв глаза к потолку. Пропащий!— И даже пальцы сплела, как в молитве.— Ты хотя бы себя пожалел, если меня не можешь. Я была в твоей деревне — это же ужас! Там не жилье, а конура! И еще преступника какого-то приютил! Ты, наверное, сошел с ума, иначе я этого объяснить не могу. Я понимаю, тебе некуда приткнуться, потому что все предали тебя. Твоя Зоя шикует с Калашниковым, опять собираются па Кубу. Сынок вселился в твою квартиру, купил машину, забыл о твоем существовании. Ты оставил им все свои деньги, тебе не на что жить и негде жить. А новый роман когда еще выйдет... Ты погибнешь, Кретов. А ведь ты — талант, достояние парода!
— Не смеши,— попросил Кретов.
— Не перебивай! — потребовала Федра и продолжила: — Я хочу спасти писателя Кретова, если даже Кретову-чело-веку я не нравлюсь. Я не стану требовать от тебя любви. Я хочу только предложить тебе мой дом, мои заботы, чтобы ты мог жить и писать. Я хочу послужить литературе, а не тебе...
— Федра!
— Не перебивай же! И это будет для меня наградой. Твои книги, которые ты здесь не напишешь, потому что пропадешь. Ты уже пропал, ты на краю пропасти,— снова заплакала она.— И только я одна это понимаю. Для всех других же ты лишь пыль на ветру.
— Это чей же роман - - «Мы не пыль на ветру»? — спросил Кретов.
— Какой роман? Какой роман?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123