Прозвенел звонок, известивший об окончании перерыва. Татьяна Васильевна взяла Кретова под руку и повела в зал, опасаясь, должно быть, что он может от нее улизнуть.
— А как вас объявят? — спросила Татьяна Васильевна, когда они сели.— Скажут, что вы писатель?
«Ах, вот в чем дело,— подумал Кретов,— вот почему она посадила меня рядом!» — и ответил:
— Нет, не скажут. Ведь я такой же пропагандист, как и все.
— Как это не скажут?! — возмутилась Татьяна Васильевна.— Л мы сейчас увидим. Я сейчас же напишу в президиум,— она порылась в сумочке, достала блокнот и ручку и принялась что-то писать.
— Не надо,— попросил ее Кретов,— вы поставите меня в неловкое положение...
— В неловкое? — удивилась Татьяна Васильевна.— Вам неловко, что вы писатель? Да если б я была писательницей, я бы заявляла об этом на каждом шагу, чтоб все знали!..— она закончила писать и передала записку сидящему впереди, шепнув: — В президиум! — потом повернулась к Кретову и,
виновато улыбаясь, объяснила: — Как вы не понимаете, что мне будет очень приятно, когда вы после выступления сядете рядом со мной. Все бабы от зависти лопнут: тут добрая сотня мужиков, но писатель только один, возле меня, мой знакомый... Ведь звучит-то как: мой знакомый писатель!
Записка Татьяны Васильевны попала к Капустину. Он ее прочел и передал секретарю, выступавшему с докладом. Тот утвердительно кивнул головой.
— Ясно? — обрадовалась Татьяна Васильевна.
Кретов злился на Татьяну Васильевну. И на себя тоже злился. За то, что позволил Татьяне Васильевне, этой взбалмошной бабенке, сыграть с ним шутку. Он действительно не любил объявлять себя по всякому поводу писателем: писатель — редкая профессия, ко многому обязывает, люди ждут от писателя всегда умных разговоров, мудрых ответов, а они не всегда получаются и не всегда достает сил взнуздывать себя во время случайных и необязательных встреч. К тому же часто оказывается, что собеседники не читали твоих книг и тайно подозревают, что ты самозванец, пытаются экзаменовать тебя, придумывают изощренные способы разоблачения. Но никто не пытается разоблачать тебя, если ты, скажем, объявишь себя бухгалтером, агрономом или даже инженером. Кретов, особенно в поездах, любил выдавать себя за агронома, толковать про рожь, про овсы, про кукурузу, про озимые и яровые — словом, вести простые крестьянские разговоры. А про Кафку, про Маркеса, про Михаила Булгакова и «Альтиста Данилова» — не любил. И еще про то, за что и сколько писателям платят...
Татьяна Васильевна легонько толкнула Кретова плечом и спросила, почти касаясь щекой его щеки:
— Говорят, что хорошие писатели — хорошо зарабатывают, что они богатые люди. Но о вас ведь этого не скажешь? Вы что — плохой писатель?
— Очень плохой,— ответил Кретов.
— Я так и думала,— вздохнув, сказала Татьяна Васильевна.— Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Верно?
Было бы наивным предположить, что Татьяна Васильевна говорила все это всерьез. Нет, она продолжала играть и, играя, атаковать Кретова.
— А правда ли, что жена вас бросила? — спросила она все тем же полушепотом.
— Правда,— ответил Кретов.— Вы узнали об этом от Махова или от его жены?
— А, и вы туда же,— проговорила Татьяна Васильевна, отстранясь.— Вы, как и все. А я-то думала, что писателей
Сплетни не интересуют. Нет, вы не кавалер,— вздохнула она огорченно.— Не кавалер...
Трибуну покинул третий выступающий, и председательствующий объявил:
— Писатель Кретов Николай Николаевич, руководитель кружка, село Широкое.— Добавил во внезапно наступившей тишине: — Писатель Кретов находится в Широком в творческой командировке, работает над книгой, одновременно руководит политкружком.
Кретов поднялся на сцену, стал к трибуне, надел очки. Собирался вынуть из кармана листок с наброском плана выступления, но в последний момент передумал, начал речь без бумажки.
Нельзя сказать, что ему дружно аплодировали, когда он закончил выступление. Но аплодисменты были. Больше всех старалась Татьяна Васильевна. А Капустин сказал:
— Теперь мне хочется, чтоб все последующие ораторы сосредоточились именно па этой стороне проблемы: слово и дело, мысль и поступок, знание и поведение. Спасибо вам, товарищ Кретов.
Татьяна Васильевна встретила Кретова как героя: трясла за руку, счастливо улыбалась, прижалась к нему плечом, когда он сел, и даже погладила его по голове. Словом, сделала все возможное, чтобы обратить на себя внимание, вернее, на то, что она сидит рядом с писателем Кретовым, с которым находится в тесных дружеских отношениях.
К двенадцати совещание закончилось. Директорская «Волга» ждала их на площади перед Домом культуры.
— Обедать будем в ресторане,— сказала Кошелеву Татьяна Васильевна и, не дожидаясь согласия, приказала водителю ехать к ресторану.
— Никаких ресторанов,— возразил Кошелев.— У меня на три часа назначено заседание парткома. Пообедаем дома.
— Так кого слушать? — спросил водитель.
— Скучные вы люди,— сказала Татьяна Васильевна.— И не кавалеры. Товарищ писатель,— повернулась она к Кре-тову,— давайте-ка без них? А домой как-нибудь доберемся.
— Не могу,— ответил Кретов.— Ко мне приехал отец, он ждет меня. К тому же я не люблю ресторанное веселье.
— Боже мой, боже мой! — всплеснула руками Татьяна Васильевна.— Поехали, Куликов!
— Куда? — спросил Куликов.
— Домой, Куликов, домой! Куда же еще можно ехать с такими кавалерами?
Всю обратную дорогу Татьяна Васильевна молчала.
И лишь у совхозной конторы, куда довез их Куликов, сказала Кретову, выходя из машины:
— Уголь на днях завезли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123