все для себя делать самому. Да и профессию он избрал себе такую, в которой помощники мало что значили: статья ли, книга ли — от первой до последней буквы все приходится делать одному.
Услышал во дворе голос Кудашихи, вышел за порог, поздоровался с ней.
— От же ж погода,— пожаловалась ему Кудашиха,— от же ж не дай бог. Хотела в город съездить, так автобус в кювет съехал, чуть не перевернулись.
— Да,— посочувствовал ей Кретов и посмотрел в туманное моросящее небо, потом вспомнил, что дочь Кудашихи Татьяна лежит в городской больнице, и справился о ее здо-ровье.
Так ие доехала ж до нее,— ответила Кудашиха.— Ото ж к ней как раз и ехала, так чуть сама не покалечилась из за того автобуса. Варенье ей малиновое везла — и что ж? Банку разбила, все варенье вытекло, пять рублей за него на базаре заплатила, все коту под хвост пошло,— Кудашиха сокрушенно махнула рукой.— А у вас чи все хорошо?
— Все хорошо,— ответил Кретов.— Могу вам за квартиру вперед уплатить, если деньги очень нужны.
— Та они ж всегда нужны, чтоб им пропасть. И опять же правда, надо Таньке варенье купить, бо так доктор сказал. Крови она много потеряла...— Кудашиха замолчала и всхлипнула.— Говорила ж ей, чтоб не пускала до себя того хахаля, чтоб не водилась с ним. Так разве ж она послушалась? А он на ней жениться не хочет, а она сама себе аборт сделала...— Кудашиха опять всплакнула.— И пусть бы себе был ребеночек, раз такое дело. Где один, там и два — выкормили бы, не засохли. Так она ж не захотела, не послушалась родной матери...
Кретов вынес Кудашихе десять рублей. Хозяйка взяла деньги, сложила их в несколько раз, зажала в руке, чтоб не потерять, спросила участливо:
— А вам жена чи пишет?
— Пишет,— ответил Кретов.— Просит оформить документы для развода. Тоже надо бы съездить в город, к адвокату, но погода плохая.
— И что ж это люди разводятся? — завздыхала Кудашиха.— И что ж это им вместе не живется? Куда ни ткнешься — везде разводы, разводы... Вот и Татьяна моя аж два года разводилась с проклятым своим. А этот жениться не хочет, хоть и вдовый, хоть и дочка у него есть, которой мать нужна. Сначала хотел жениться, а тут вроде расхотел. Да в какое ж время расхотел, чтоб ему пусто было!.. Ой,— вдруг спохватилась она,— уже ж вечер, уже ж за Олькой надо идти в детский сад, а я тут языком мелю, старая дура. Да еще печку топить да корову доить,— Кудашиха замахала руками и заспешила в дом. Через минуту-другую Кретов услышал, как стукнула во дворе калитка: это Кудашиха отправилась в детский сад за внучкой Оленькой, Татьяниной дочкой.
Кретов знал Татьяниного ухажера или, как сказала Кудашиха, хахаля: им был токарь из совхозных ремонтных мастерских Иван Аверьянов. Он встречал Ивана не только здесь, во дворе Кудашихи, когда приходил к Татьяне. Иван Аверьянов занимался в его политкружке. Был он грузным и неразговорчивым человеком лет тридцати пяти, даже угрюмым. И, кажется, болезненным: однажды Кретов слышал, как Аверьянов жаловался на почки. Жена его умерла еще до приезда Кретова в Широкое, два или три года назад, оставив ему совсем маленькую дочь, которой было годика четыре, как Оленьке, Кудашихиной внучке.
Как-то зимним вечером, не застав Татьяну дома, Аверьянов постучался во времянку к Кретову и спросил, не знает ли он, где Татьяна.
— Не знаю,— ответил Кретов.
Аверьянов окинул взглядом жилище Кретова и сказал: — Не фонтан.
— Не фонтан,— согласился Кретов.
— И долго вы так намерены? — спросил Аверьянов.
— Не знаю.
Аверьянов покивал сочувственно головой и ушел. С той поры Кретову с Аверьяновым разговаривать не приходилось. На занятиях же Аверьянов отмалчивался. Кретов только однажды задал было ему вопрос, но Аверьянов взглянул на
него из-под бровей и не ответил. Потом главбух Банников посоветовал Кретову не тревожить Аверьянова:
— После смерти жены он совсем одичал,— сказал Банников.— Да и забот у него знаете сколько — не до занятий ему.
Кретов с того дня Аверьянова вопросами не беспокоил, хотя подумал, выслушав главбуха: «Однако ж бегать к Татьяне у Аверьянова время есть».
О том, что Аверьянов ходит к Татьяне Кудашевой, ни для кого в Широком не было секретом. И никого это не удивляло: вдовец ходит к разведенке — самое что ни н аесть обычное дело. Предполагалось, что походит-походит к Татьяне Аверьянов да и женится на ней. И будет у Аверьянова хорошая жена, не вертихвостка какая-нибудь, а ладная, работящая баба, которая и за детьми умеет ухаживать, и дом вести, и в ноле трудиться. А что дети у них будут сводные — так это пустое, потому что скоро заведутся и общие и станут как бы раствором меж кирпичей, сцементируют гее строение, семейную крепость. К тому все и шло. И вдруг случилось такое — посягнула Татьяна на будущую жизнь, на будущую семейную крепость, потому что этот сукин сын Аверьянов отказался на ней я^ениться, когда самое время приспело сделать это. Гадали, почему отказался. Мужики говорили: «А чего в ней, в Татьяне-то?» Женщины судили строго: «Не иначе, как этот паразит нашел себе другую». Мужики успокаивали: «Ничего с ней, с Татьяной, не сделается». Женщины пророчили: «Отольются ему еще Татьяни-ны слезы, ох отольются».
Вернулась Кудашиха с внучкой, принесла ее на руках, проклиная небо и землю за дождь да за грязь. Кретов смотрел на них через запотевшее оконное стекло, пока Кудашиха очищала от грязи сапоги и отпирала висячий дверной замок, который всегда плохо поддавался ей, отчего она всегда бранилась и плевала на него. Оленька, завернутая в бабушкин платок, стояла неподвижно на каменном порожке перед дверью и смотрела на Кретова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123