— Нет, нет! Вы погодите,— остановил его Додонов.— Я еще не все сказал. Я должен объяснить,— он придвинулся поближе к коечной спинке, соприкасавшейся со спинкой койки Кретова, и продолжал: — Я просто обязан вам объ-
яснить, как все это со мной в жизни приключилось, потому что это поучительно. У меня, конечно, было образование, в свое время я окончил педагогический институт по курсу истории. Я говорю было, потому что теперь его у меня нет, выветрилось, рассеялось, как сон, как утренний т у м а н... Я и дня не проработал учителем, сразу пошел по общественной линии, как говорят. Преуспевал,— с нескрываемым сарказмом заговорил Додонов,— делал карьеру, получил кличку Адвокат Дьявола, всем был нужен в этом качестве, достиг больших вершин и был низвергнут в бездну — бац! — и я никто! Устаревшая форма без всякого содержания, старый башмак без ноги.
— Извините,— прервал старика Кретов,— но не лучше ли вам лечь и успокоиться? Боюсь, что такая исповедь может повредить вашему здоровью. Я не настаиваю на продолжении этого разговора и еще раз извиняюсь...
— Ах, ах, ах!— всплеснул руками Додонов.— Смотрите, какая вежливость, какая воспитанность, какая забота о ближнем! Нет, уж теперь вы дослушаете меня до конца. Вы открыли кран, вы и пейте.
— Пусть говорит,—сказал Кретову Гаврилов.—- И не возражайте, потому что он на препятствие только сильнее прет. Он сам выговорится и замолчит. Дело проверенное.
— Итак, на чем я остановился,— не придав никакого значения словам Гаврилова, продолжал Додонов,— на каком утверждении? Ага, вспомнил: старый башмак без ноги, никто, форма, лишенная всякого содержания.
— Адвокат дьявола — это, кажется, из судебной практики,— вмешался в разговор следователь Ваня,— я что-то слышал об этом.
— Ха! Он слышал! — возмутился Додонов,— Да ты, Ваня, должен знать об этом, знать! Адвокат дьявола — это злонамеренный обвинитель, хулитель всего и вся и в суде, и в Ватикане, когда обсуждается вопрос при «причислении» кого-либо к лику «святых». Адвокат дьявола порочит все, потому что у пего такая задача.
— Да помню я, конечно, помню,— сказал Ваня.— Но при чем здесь вы? За что вам-то дали прозвище Адвокат Дьявола?
— А вот это другой вопрос, Ваня. Совсем другой вопрос. И тут я должен вам кое в чем признаться. Меня, когда и был в силе и в славе, призывали всякий раз, когда надо было загубить, дискредитировать какое-нибудь дело, идею, теорию. Ради всеобщего покоя, конечно, а не ради чего-то другого. Вот, скажем, существует широкая и хорошо обосно-
ванная программа строительства целлюлозных комбинатов на Байкале. Для блага народа. Но тут появляются всякие идеи, теории о том, что погибнет священный Байкал, ой-ой, ай-ай! Что делать? Надо эту теорию погубить. И тогда я, вооруженный всякого рода силлогизмами, осмеиваю, разношу в пух и прах эту вредную теорию и людей, которые ее придумали. И комбинат строится. Ясно?
— Кажется, ясно,— ответил за всех Гаврилов.— Но хорошо бы еще пару примерчиков, для четкости, так сказать.
— Охотно! — вдохновился Додонов.— Примерчиков сколько угодно, предостаточно.— Вот, скажем, появились среди наших ученых всякие там вейсманисты, морганисты, менделисты — словом, сторонники всяких вредных буржуазных теорий в биологии, или, точнее сказать, лжетеорий. Наши великие академики, конечно, их громят, но и меня призывают, чтоб я сторонников этих лжетеорий превратил во всеобщее посмешище. И я, снова вооружась силлогизмами, превращаю этих апологетов в порошок, от которого все чихают и смеются. Тоже понятно?
— А по наговариваете ли вы на себя? — усомнился в правдивости додоновского рассказа Кретов.
— Почему вы так думаете? — хитро улыбнулся Додонов.
— Не скажу.
— Тогда я скажу, откуда ваши сомнения в правдивости моей исповеди: вы не верите, что я летал так высоко, сбивал таких орлов. Я угадал?
— Угадали.
— Интуиция? Или на основе каких-то умозаключений?
— Интуиция,— ответил Кретов.
—- Жаль,— вздохнул Додонов.— А то бы мы рассмотрели цепь ваших умозаключений звено за звеном. Это всегда интересно. Жаль,— Додонов потер ладонью грудь, поморщился и опрокинулся на подушку.
— Укройтесь,— посоветовал ему следователь Ваня,— в палате не так тепло. И хорошо бы немного поспать, Аркадий Аркадьевич. Это и вам полезно. Вспомните, что говорил вам доктор...
— Ах, Ваня, Ваня! Вам все бы спать да спать. Чудные зы люди, ей богу. Ведь сон — это отсутствие, почти небытие. Сон — это короткий визит смерти, сказал один великий писатель. А вы-- спать, спать!.. Бодрствовать надо, Ваня, общаться с людьми. Общение — вот жизнь и вот праздник жизни!
— Эхо тоже слова великого писателя? —- подковырнул Додонова Ваня.
— Несомненно. Все великие мысли уже высказаны великими писателями. Так что если вам придет в голову великая мысль, не торопитесь объявлять себя се автором, а поройтесь в книгах великих писателей и найдите ее там.
Пришла сестра и принесла Гаврилову порошки. Сестра была старая, усталая, неприветливая.
— Прими,— сказала она Гаврилову.— Чтоб я видела.
— А если не увидишь, тогда что — мир перевернется?
— Не перевернется,— ответила на ворчание Гаврилова сестра.— Порядок такой. Прими.
Гаврилов принял порошки, и сестра ушла.
— Вот карга,— сказал о сестре Гаврилов, когда она скрылась за дверью.— Как увижу ее, так холодею. Нет чтоб набрать сестер молоденьких, красивеньких, чтоб они нас вдохновляли своей молодостью, красотой, так нет же — старух откуда-то повытаскивали, пугают ими больных.
— Все молоденькие да красивенькие работают теперь в магазинах, хамят покупателям, губят им здоровье, а старухи лечат их — порядок такой,— съязвил Додонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123