ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Ты ведь тоже фалангист. Сегодня каждый из нас должен быть на своем посту, что бы там ни случилось.
Лорка с омерзением отпрянул от двери. Так вот каким оказался друг его детства Луис! «Ящер ящеру в глотку не вцепится»,— вспомнил Федерико еще в детстве, в родном Фуэнтевакеросе услышанную поговорку. И еще он вспомнил, как Луис Росалес совсем недавно оправдывался в своей принадлежности к фалангистам. «Это так, одна видимость»,— смущаясь, говорил тогда Луис.
«А начнись в Испании фашистский путч, неужели Луис Росалес поднял бы руку на меня и на мою семью?» —задался вопросом Федерико и тут же ответил на него отрицательно. Нет, на такое Луис неспособен, хотя бы во имя их старой дружбы, пусть даже с годами пришло охлаждение. У поэта Луиса Росалеса теперь есть повод завидовать поэту Федерико Гарсиа Лорке, его известности; возможно, он даже ненавидит его. Фаланга, влияние брата-фашиста испортили Луиса. И стоит ли удивляться, что сегодня в поезде но едет вместе с Алонсо? Пожалуй, от Луиса Росалеса можно ожидать чего угодно.
Такие и тому подобные мысли всю дорогу преследовали Федерико, не позволив ему ни на минуту закрыть
глаза. Не столько он сожалел об охлаждении к нему друга детства, сколько о том, что тот избрал неверный путь: чего не смог достичь по своей ограниченности, теперь, побуждаемый братом, Луис надеялся наверстать, примкнув к фалангистам.
«Как хорошо, что свою пьесу о революции я оставил Мартинесу Надалье! — подумал Федерико.— Как бы Луис расшумелся, вздумай я ему показать пьесу! Уверен, он бы воскликнул: «Опять ты смотришь на мир сквозь красные очки! Откуда они у тебя?» А ведь я никогда у него не спрашивал, откуда он взял свои черные очки. Так кончается дружба, а вместо нее приходит равнодушие и даже ненависть»,— думал Федерико, прижавшись лбом к прохладному оконному стеклу, за которым уже тянулась земля родной Андалусии. В ночной темноте ее нельзя было разглядеть, но можно было почувствовать. Он ее видел мысленным взором, одна картина сменяла другую, подчас наплывая, как в кино или как в предрассветном тумане по берегам Гвадалквивира или Тахо наплывают друг на друга стволы и кроны темно-зеленых пробковых и каменных дубов. Кое-где серебристую пелену тумана рассекали верхушки стройных тополей и, похожие на колокольни, темные печальные кипарисы у кладбищенских оград. «От кладбищ веет печалью,— подумал Федерико,— печален запах свежевырытых могил, увядающих цветов и чем-то похожий на последнее дыхание покойников запах самих кипарисов. И еще бывает печально от сознания, что там похоронены люди с их несбывшимися мечтами, замыслами, надеждами. Да, грустно уходить из жизни, когда еще можно мечтать и работать...»
Эти мрачные мысли заставили Федерико вспомнить о людях дорогих и близких. Где они сейчас, как себя чувствуют, чем заняты в эти тревожные времена? Где теперь его верный друг, звезда испанского театра Маргарита Ксиргу? Она еще не знает, что начатая им до поездки в Америку пьеса «Публика» завершена и передана на хранение Мартинесу Надалье. Маргарита, может, и догадывается, что Федерико сегодня, как всегда в эту пору, находится в пути к родителям в Гранаду, однако навряд ли она подозревает о трагических предчувствиях, терзающих его. Женщины, как правило, дальше отстоят от социальных потрясений, хотя этого не скажешь о Маргарите Ксиргу с ее тонким, впечатлительным сердцем. Женщина широкого кругозора,
обостренной восприимчивостью, и потому она наверня ощущает новые веяния в накалившейся атмосфере Ис пании, и конечно же Маргарита встревожена не меньше его самого. Хорошо бы обменяться мыслями, наблюдениями. Когда-то им теперь удастся встретиться и когда он сможет ей прочитать пьесу? Федерико почему-то казалось, что произойдет это не скоро. А если бы им и удалось встретиться, подходящее ли время сейчас для постановки пьесы о революции? Нет, должно быть, придется ждать долго, очень долго...
Скрип двери вывел Федерико из тревожных раздумий. В приоткрывшейся щели блеснули вороватые глаза ящера, блеснули и исчезли. Федерико вздрогнул и чуть было не вскрикнул, но дверь затворилась, кто-то торопливо протопал по коридору. Вскочив с дивана, Федерико * выглянул в коридор, но там уже никого не было, лишь в конце вагона хлопнула дверь.
«Луис? — спросил себя Федерико и сам же ответил: — Нет, Луис не повел бы себя так глупо, не стал бы убегать. Это мой недруг Алонсо! Проклятый фашист! Ткнуть бы его носом в ежовую спину!»
Такой тревожной поездки в родную Гранаду Лорка не помнил. Люди стали странными, скрытными, пожалуй, даже безумными. Может, и Луис Росалес побаивается ящера, а потому не заходит к нему? Только чего ему бояться? Или Луис не желает, чтобы Алонсо их видел за дружеской беседой? В самом деле, люди стали очень странными. «Но мне какое дело до всего этого? Пусть хоть на головах ходят. Если я не иду к Луису, это понятно: мне противен Алонсо, а вовсе не друг детства Луис. Для меня даже не столь важен факт, что Луис, подобно братьям, стал фалангистом. Люди избирают политическую принадлежность по велению сердца. Луис мне не навязывает своих взглядов. Какое я имею право навязывать ему свои? Разумеется, я бы никогда не смог с Луисом быть столь же откровенным, как с Мартинесом Надальей, Пабло Нерудой, Рафаэлем Альберти или с Маргаритой Ксиргу. Но ведь Луис никогда и не требовал этого от меня. У каждого своя жизнь, свои интересы».
После таких размышлений, после небольшого спора с самим собой Федерико заметно успокоился и опять подсел к окну, за которым теперь в слабом лунном свете проплывали дремотные сады Андалусии, виноградники, крестьянские мазанки, ослы и мулы на привязи,
свиные, овечьи и козьи загоны, эвкалиптовые рощи, прилепившиеся к каменистым склонам поселки, от которых даже издали попахивало неочищенным оливковым маслом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
Лорка с омерзением отпрянул от двери. Так вот каким оказался друг его детства Луис! «Ящер ящеру в глотку не вцепится»,— вспомнил Федерико еще в детстве, в родном Фуэнтевакеросе услышанную поговорку. И еще он вспомнил, как Луис Росалес совсем недавно оправдывался в своей принадлежности к фалангистам. «Это так, одна видимость»,— смущаясь, говорил тогда Луис.
«А начнись в Испании фашистский путч, неужели Луис Росалес поднял бы руку на меня и на мою семью?» —задался вопросом Федерико и тут же ответил на него отрицательно. Нет, на такое Луис неспособен, хотя бы во имя их старой дружбы, пусть даже с годами пришло охлаждение. У поэта Луиса Росалеса теперь есть повод завидовать поэту Федерико Гарсиа Лорке, его известности; возможно, он даже ненавидит его. Фаланга, влияние брата-фашиста испортили Луиса. И стоит ли удивляться, что сегодня в поезде но едет вместе с Алонсо? Пожалуй, от Луиса Росалеса можно ожидать чего угодно.
Такие и тому подобные мысли всю дорогу преследовали Федерико, не позволив ему ни на минуту закрыть
глаза. Не столько он сожалел об охлаждении к нему друга детства, сколько о том, что тот избрал неверный путь: чего не смог достичь по своей ограниченности, теперь, побуждаемый братом, Луис надеялся наверстать, примкнув к фалангистам.
«Как хорошо, что свою пьесу о революции я оставил Мартинесу Надалье! — подумал Федерико.— Как бы Луис расшумелся, вздумай я ему показать пьесу! Уверен, он бы воскликнул: «Опять ты смотришь на мир сквозь красные очки! Откуда они у тебя?» А ведь я никогда у него не спрашивал, откуда он взял свои черные очки. Так кончается дружба, а вместо нее приходит равнодушие и даже ненависть»,— думал Федерико, прижавшись лбом к прохладному оконному стеклу, за которым уже тянулась земля родной Андалусии. В ночной темноте ее нельзя было разглядеть, но можно было почувствовать. Он ее видел мысленным взором, одна картина сменяла другую, подчас наплывая, как в кино или как в предрассветном тумане по берегам Гвадалквивира или Тахо наплывают друг на друга стволы и кроны темно-зеленых пробковых и каменных дубов. Кое-где серебристую пелену тумана рассекали верхушки стройных тополей и, похожие на колокольни, темные печальные кипарисы у кладбищенских оград. «От кладбищ веет печалью,— подумал Федерико,— печален запах свежевырытых могил, увядающих цветов и чем-то похожий на последнее дыхание покойников запах самих кипарисов. И еще бывает печально от сознания, что там похоронены люди с их несбывшимися мечтами, замыслами, надеждами. Да, грустно уходить из жизни, когда еще можно мечтать и работать...»
Эти мрачные мысли заставили Федерико вспомнить о людях дорогих и близких. Где они сейчас, как себя чувствуют, чем заняты в эти тревожные времена? Где теперь его верный друг, звезда испанского театра Маргарита Ксиргу? Она еще не знает, что начатая им до поездки в Америку пьеса «Публика» завершена и передана на хранение Мартинесу Надалье. Маргарита, может, и догадывается, что Федерико сегодня, как всегда в эту пору, находится в пути к родителям в Гранаду, однако навряд ли она подозревает о трагических предчувствиях, терзающих его. Женщины, как правило, дальше отстоят от социальных потрясений, хотя этого не скажешь о Маргарите Ксиргу с ее тонким, впечатлительным сердцем. Женщина широкого кругозора,
обостренной восприимчивостью, и потому она наверня ощущает новые веяния в накалившейся атмосфере Ис пании, и конечно же Маргарита встревожена не меньше его самого. Хорошо бы обменяться мыслями, наблюдениями. Когда-то им теперь удастся встретиться и когда он сможет ей прочитать пьесу? Федерико почему-то казалось, что произойдет это не скоро. А если бы им и удалось встретиться, подходящее ли время сейчас для постановки пьесы о революции? Нет, должно быть, придется ждать долго, очень долго...
Скрип двери вывел Федерико из тревожных раздумий. В приоткрывшейся щели блеснули вороватые глаза ящера, блеснули и исчезли. Федерико вздрогнул и чуть было не вскрикнул, но дверь затворилась, кто-то торопливо протопал по коридору. Вскочив с дивана, Федерико * выглянул в коридор, но там уже никого не было, лишь в конце вагона хлопнула дверь.
«Луис? — спросил себя Федерико и сам же ответил: — Нет, Луис не повел бы себя так глупо, не стал бы убегать. Это мой недруг Алонсо! Проклятый фашист! Ткнуть бы его носом в ежовую спину!»
Такой тревожной поездки в родную Гранаду Лорка не помнил. Люди стали странными, скрытными, пожалуй, даже безумными. Может, и Луис Росалес побаивается ящера, а потому не заходит к нему? Только чего ему бояться? Или Луис не желает, чтобы Алонсо их видел за дружеской беседой? В самом деле, люди стали очень странными. «Но мне какое дело до всего этого? Пусть хоть на головах ходят. Если я не иду к Луису, это понятно: мне противен Алонсо, а вовсе не друг детства Луис. Для меня даже не столь важен факт, что Луис, подобно братьям, стал фалангистом. Люди избирают политическую принадлежность по велению сердца. Луис мне не навязывает своих взглядов. Какое я имею право навязывать ему свои? Разумеется, я бы никогда не смог с Луисом быть столь же откровенным, как с Мартинесом Надальей, Пабло Нерудой, Рафаэлем Альберти или с Маргаритой Ксиргу. Но ведь Луис никогда и не требовал этого от меня. У каждого своя жизнь, свои интересы».
После таких размышлений, после небольшого спора с самим собой Федерико заметно успокоился и опять подсел к окну, за которым теперь в слабом лунном свете проплывали дремотные сады Андалусии, виноградники, крестьянские мазанки, ослы и мулы на привязи,
свиные, овечьи и козьи загоны, эвкалиптовые рощи, прилепившиеся к каменистым склонам поселки, от которых даже издали попахивало неочищенным оливковым маслом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224